БНБ "БРОКГАУЗ И ЕФРОН" (121188) - Photogallery - Естественные науки - Математика - Технология
|
Тьерри ОгюстэнОпределение "Тьерри Огюстэн" в словаре Брокгауза и Ефрона
Тьерри Огюстэн (Thierry, 1795—1856) — знаменитый французский историк, один из блестящих первых представителей "новой научной школы" во франц. историографии. Родился в Блуа в небогатой семье мелкого чиновника, получил образование в парижской Высшей нормальной школе. Т. заинтересовался историей очень рано, под впечатлением "Мучеников" Шатобриана и вообще под влиянием развившейся тогда, благодаря романтизму, идеализации средневековой старины. Романы Вальтер-Скотта также вызывали в юноше большое воодушевление, и он уже тогда принялся за чтение научных исторических книг; пробуждавшееся чутье прошлого направляло его любознательность к старинным хроникам. Юные годы Т. совпали с эпохой Наполеона и началом Реставрации, но мысль его не подпала влиянию реакционного направления, имевшего во Франции блестящих представителей; он примкнул к прогрессивным течениям, притом не к либеральному доктринерству Ройэ-Коллара, а к демократическому идеализму Сен-Симона. Идеи последнего обусловили многое в философском и политическом миросозерцании Т. Первые годы по выходе из школы он всецело отдавался публицистике, писал, в сотрудничестве с Сен-Симоном, горячие статьи о переустройстве общества и о мерах для упрочения политической свободы; но ежедневная партийная борьба в газетах утомляла его, не давая удовлетворения глубокому уму, и мало-помалу он пришел к решению посвятить себя историческому обоснованию тех политических идеалов, в которых он видел истину и чувствовал благо для будущего своей родины. Таким образом, исходя из интересов современности, Т. стал ученым историком. История сделалась "музой его жизни"; он почувствовал, что печатью мышления XIX в. будет его "историчность" в противоположность "рационализму" XVIII в. Политические теории и настроение Тьерри предопределили основную тему его работы. Официальная история того времени, по меткому выражению Сен-Симона, была лишь "биографией власти"; Т. задался целью заложить фундамент новой исторической науки, которая должна будет стать "биографией народа". Молодого историка мало привлекало повествование о "громких событиях" внешней жизни народов и о "славных деяниях" их вождей, которым исчерпывалось тогда содержание общепризнанной истории. Углубляясь в познание внутренней сущности народного бытия, он не был также склонен останавливаться на изучении роста государственного устройства, подобно его знаменитому современнику Гизо; он сосредоточился на воссоздании развития самого общества, образования и взаимоотношения групп и слоев, из которых составлялся его строй. Если Гизо может быть назван основателем во Франции научной "истории учреждений", то Т. — первый "социальный историк" своей страны. Его раздражала узкая и злобная точка зрения реакционеров-аристократов (Монлозье), а также мертвенность изображения прошлого в формах настоящего (Мезерэ, Велли). Он задался целью показать, что на самом деле современное неравенство сословий — факт не правовой, а насильственный; для этого он считал необходимым воспроизвести во всей яркости ее подлинных красок теперь угасшую, когда-то живую древность. Понимая необходимость искать истину о прошлом в сохранившихся от него следах, Т. погрузился (с 1820 г.) в систематическое изучение старых летописцев и историков Франции и Галлии. Он вел чисто подвижническую жизнь ученого труженика, всецело охватываемый "ощущением" как бы оживавшей в его сознании старины; все сильнее овладевало им чувство гнева против пристрастия и невежества представителей старой исторической школы. Почти одновременно в Германии Нибур, создавая основу для научного изучения истории Древнего Рима, и во Франции Т., воспроизводя древнейшее прошлое французского народа, независимо друг от друга провозгласили, что необходимым орудием для отыскания исторической истины является умение понимать своеобразность отдельных эпох, достигаемое только при помощи проникновения в оставленные ими "памятники". Каждый из них выработал, применяя этот принцип, свои особые качества и приемы, но оба положили тем краеугольный камень для построения здания научной истории. Нибур, раньше чем строить достоверную историю Рима, разрушил скептической критикой фантастические образы предания; Т. стремился почувствовать в самом предании старой Франции веяние отлетевшей жизни. На этой работе развилось замечательнейшее свойство исторического таланта Т. Он обнаружил необыкновенную способность непосредственной интуиции жизни далеких времен и поразительно тонкого угадывания исчезнувших форм общественного строя, изменяющихся из века в век свойств народной души. Среди тех же предварительных занятий выросла центральная идея его "философии истории", которая потом освещала весь труд его жизни. Вглядываясь в сущность древней истории своей родины, Т. увидел, что в самом начале ее стоит факт завоевания первоначальных ее жителей пришельцами-варварами и что факт этот явился не только исходной точкой всего дальнейшего развития, поставив в стране одну против другой две расы, но сделался движущей силой этого развития. Завоевание вызвало антагонизм побежденной расы и расы победителей; он не исчез и тогда, когда путем смешения и долгого сожительства на одной почве сгладились племенные различия; потомки двух чуждых друг другу рас образовали два главные сословия возникшего из соединения их общества — господствующее и подчиненное. Расовый антагонизм превратился в классовую борьбу, которая красной нитью проходит через всю историю Франции. Современное франц. дворянство (которого революции не удалось уничтожить) произошло от аристократии времен старого порядка, эта последняя — от феодальной знати, та — от франков Карла Вел., которые в свою очередь были потомками сикамбров Хлодовеха. Различие "крови" переродилось, таким образом, в различие "каст", потом "сословий", наконец — "прав". От последствий варварского нашествия не освободилась еще Франция наших дней: "дух завоевания обманул природу и время; он до сих пор еще царит над этой бедной страной". Потомки издревле порабощенной туземной галло-римской расы с ее мирной трудовой культурой еще не приобрели справедливого равенства прав от потомков победителей с их военной обеспеченной праздностью: "народ" еще зависим и утеснен. — Маленький острый и едкий исторический памфлет Т. "Histoire v é ritable de Jacques Bonhomme" (1820) — в образе "Яшки простачка" дает ярко и для тех времен совсем по-новому набросанный портрет "коллективной личности" французского народа, т. е. "простонародья" (кельтского, галло-римского элемента населения), изнемогающего до наших дней под тяжким гнетом подчинения. Сначала варвары, потом феодалы, затем абсолютная монархия, самодержавие республиканских законов, военная диктатура империи, деспотизм Реставрации — все эксплуатировали его, несмотря на жалобы и протесты ("bonhomme crie, mais bonhomme paiera"). "В продолжение XX веков шаги завоевателей топтали почву Галлии. Следы завоевания не исчезли, длинный ряд поколений заглаживал их, но не уничтожил, людская кровь поливала, но не смыла". На десяти страницах этого сатирического построения отечественной истории обнаруживается весь Т. с его теорией антагонизма рас и сословий, с его симпатией к притесненным, чутким пониманием прошлого и мастерским языком. Автор хотел начать свои исследования с завоевания Галлии германцами и изучить, как из этого факта развился французский средневековый строй. В данной области близким и деятельным товарищем его по работе оказался известный историк, исследовавший культурные судьбы Южной Галлии, Фориэль. Работа убедила Т., что для воспроизведения столь далекой старины недостает источников. В то же время чтение "Истории Англии" Юма навело его на мысль, что развитие этой страны началось с того же факта завоевания, но последнее совершилось гораздо позже (в XI в.) и потому от него сохранилось гораздо более исторических следов. История средневековой Англии после норманнского завоевания являлась для Т. зеркалом, отчетливо отражающим тот процесс, который составлял сущность исторического движения во Франции, а также в большинстве других европ. государств. В силу этого история Англии получала в глазах Т. особое всемирно- или сравнительно-историческое значение. Так задумано было первое крупное сочинение Т., "Histoire de la conqu ê te de l'Angleterre par les Normands" (П., 1825; русский перев. А. Краевского и С. Дудышкина вышел в 60-х гг. XIX в.). Содержание его обнимает историю Англии от Вильгельма Завоевателя до конца XII в. Оно стоило автору огромного труда и заключает в себе обработку богатейшего, впервые использованного материала. В красивом, величественном рассказе автор стремится говорить выразительным языком подлинных источников. Повествование основано на самом внимательном аналитическом исследовании памятников. Перед глазами читателя развертывается широкая картина антагонизма рас как центрального фактора исторического развития. Для настоящего времени сочинение устарело, но для своей эпохи оно было доказательством появления истинно научной истории. Теория проведена односторонне, иногда искусственно; но изучение последствий завоевания Англии норманнами окончательно убедило Т. в правильности его гипотезы, что борьба между противоположными элементами общественного строя (сначала племенная, потом социальная) составляет душу истории и что внутри такой эволюции постепенное освобождение народной массы является несомненным признаком прогресса. В то же время окончательно выяснилась у автора дальнейшая цель жизни — воссоздать "драматическую эпопею трудящихся классов во Франции", стать "историографом франц. свободы". Сам сын простолюдинов, Т. сделался "Гомером" их подвигов. Тут же вполне сложились методические принципы Т. Погружаясь в непосредственное изучение всех памятников старины, он стремился почерпать в переживании прошлого творческое вдохновение и достигать тем самым исторического ясновидения; познавая психологическим чутьем индивидуальные свойства личности, группы, народа, события, он надеялся открыть связующие факты "идеи", последним он придавал значение как бы обнаруженных путей, по которым шел исторический процесс и из которых слагается общий "закон жизни". Возвращаясь к главной своей теме, Т. задумал вместе с Минье написать повествовательную историю-хронику Франции по подлинным источникам. Предприятие это не удалось вследствие преждевременности самой постановки задачи (не было хороших критических изданий летописных источников). Кроме того, Т. поразило жестокое несчастие — он потерял зрение. Но беда не убила его энергии; "подружившийся с мраком" ученый продолжал исследования с помощью жены, брата Амедэ и ученика Арман Карреля. Историческое чутье его как бы еще более изощряется, он работает без устали, неуклонно преследует поставленную цель и издает лучшие свои сочинения. Так как для воссоздания первоначальной расовой борьбы между германцами и галло-римлянами мало осталось источников, Т. сосредоточился на изучении второй фазы великого антагонизма — освобождения коммун (в XI и XII в.) и образования передовых групп третьего сословия. Впрочем, он делает постоянные экскурсы и назад, и вперед. Главные сочинения Т., вышедшие в данный период его работы: "Lettres sur l'histoire de France" (1827), "Dix Ans d' études historiques" (1835), "Récits des temps mé rovingiens" (русск. перев. в "Дешевой библиотеке"Суворина), "Consid é rations sur l'histoire de de France" (1840). Первые две из названных книг являются сборником отдельных исторических и критических этюдов; среди них особенно замечательны те "письма", которые посвящены изображению и истолкованию средневекового городского движения и коммунальных революций (русский перевод их вышел в С.-Петербурге в 1901 г.). Они имели первостепенное историографическое значение при уяснении развития общественного строя новой Европы и уразумении причин и форм самого явления. "Рассказы о временах Меровингов" — истинный перл культурно-исторического бытового описания, блистающий поразительно ярким и жизненным колоритом эпохи. Они имели успех и за пределами Франции, доставив автору славу создателя превосходного исторического стиля (Ранке признал, что немецкий научный язык не может дать ничего подобного). Присоединенные к "Рассказам" в виде введения "Рассуждения об истории Франции" представляют замечательную попытку дать "историю философии истории" во Франции: мы находим здесь и глубокую критику заблуждений старой исторической школы, и великолепную характеристику особенностей метода и научных задач школы новой. Можно сказать, что Т. первый построил оригинальную методологию "генетического" изучения прошлого, построив ее в формах "романистской" гипотезы (т. е. объяснения развития европ. культуры непрерывным влиянием римских начал), и первый выдвинул вперед "социальную" историю (источник исторических перемен есть жизнь общества, народа, массы). Соч. Т. имели большой успех; он был избран членом Франц. академии. Гизо, сделавшись министром нар. просв., пригласил его участвовать в работах по изданию рукописных памятников истории Франции ("Collection de documents in é dits de l'hist. de Fr."). Ему поручено было собрание документов по истории третьего сословия, и в качестве введения к этому изданию возник последний, обобщающий историческую работу Т. труд — "Essai sur l'histoire de la formation et des progr ès du tiers-étâ t" (П., 1853; русск. пер. под ред. проф. Виппера, M., 1899). Книгу эту, небольшую, но прекрасно написанную, насыщенную фактами, смело и твердо построенную, можно назвать научным и политическим завещанием автора. Т. задается целью представить историю Франции объединенной; он убежден, что постепенная "эмансипация третьего сословия" может дать для этого основную схему и служит связующей нитью. Третье сословие — это для Т. не "буржуазия": это, как утверждал абб. Сийэс во время революции, "вся нация"; оно — "главный герой франц. истории", его судьбы — судьбы всего народа, проследить его торжество до наших дней значит закончить "эпопею побежденных". Буржуазии в тесном смысле, т. е. "промышленному" и "образованному" классу, принадлежала лишь руководящая роль в многовековой борьбе за освобождение народа. Автор прослеживает историю постепенного прогресса третьего сословия со времени порабощения галло-римской народности германцами через франкский и потом феодальный период, через освобождение городов, эпоху развития Генеральных штатов и абсолютную монархию до XVIII в. Предков третьего сословия надо искать в далеком прошлом: это — вся масса трудящихся людей различных занятий и состояний, завоеванная варварами и затем постепенно сложившаяся в тот класс, который знатные презрительно именовали "la roture"; он представляет собой всю совокупность порабощенного или, во всяком случае, угнетенного населения городов и деревень. С VI по XII в. этот класс, составлявший громадное большинство населения, находится в состоянии медленного роста. Движение XII в., освободившее города, создавшее коммунальное самоуправление — было первым актом обездоленной массы к возвращению своей свободы. Образовалось сословие, которое под именем tiers- étâ t, захватывая все население городской и сельской Франции, кроме светской и духовной знати, продолжало медленно прогрессировать экономически и политически. Королевская власть рано вступила в союз с ним, и монархия росла вместе с третьим сословием. Лишь в XVIII в. короли изменили союзникам, перешли на сторону прежних врагов (дворянства) и отказались дать народу (третьему сословию) справедливую конституцию. Это привело к великой революции: борьба возобновилась в громадных размерах, но народ снова восторжествовал; дворяне и духовные должны были отказаться от своих привилегий, войти в залу, где заседали депутаты третьего сословия, и слиться с ними в единое народное представительство. Это была великая минута в истории Франции. Однако развитие не было еще закончено. Конституция 1791 г., которая должна была обеспечить свободу нации, оказалась непрочной; она скоро разрушилась и унесла с собой королевскую власть. Настал новый жестокий кризис: произошел перерыв, занятый террором, потом империей. Правительство Реставрации сначала вернулось к прежней политике, т. е. союзу с третьим сословием: восстановленная королевская власть закрепила хартией приобретенные им права, и таким образом вновь скреплена была порванная цепь правильного развития. Когда легитимная монархия (Карл X) опять отступила от справедливой традиции, она обрекла себя на окончательную гибель: революция 1830 г., дав окончательное торжество третьему сословию, завершила грандиозный процесс борьбы французского народа за право, зародившейся на развалинах Римской империи. Рассматриваемая в свете теории Т. история Франции являлась "прекрасной в своем единстве и простоте", и самое историческое произведение автора, несмотря на односторонность концепции и неполноту обработки (он оставил в стороне целые категории источников, не оценив их важности), являет собой первый замечательный образец "биографии коллективного тела", связную, движущуюся характеристику социальной массы. Теория прогресса третьего сословия как силы, исчерпывавшей самую суть развития "всего народа", оказалась, однако, опровергнутой фактами: новые силы (рабочие классы — четвертое сословие) поднялись в 1848 г. на борьбу против "буржуазии" — лучшего, по мнению Т., представительства всей нации. Здание, построенное на слишком простом фундаменте, рухнуло, разлетелась любимая идея, как иллюзия; надобно было все перестроить по-новому, но на это уж не хватило энергии. Историк положил перо; он напечатал лишь первую половину труда, в которой хоть приблизительно оправдывалось его построение; в введении он изложил сущность своего взгляда и высказал свое разочарование (1853); он умер три года спустя. "Произведения Т., — говорит Ренан, — запечатлены двойной печатью гения: смелостью замысла и законченностью отделки. Они останутся навсегда памятником могущества человеческой воли против препятствий, по-видимому, непреодолимых. Жизнь Т. осуществила беспримерное чудо, показав, как сильный дух может давать человеку возможность продолжать блестящую умственную деятельность, когда органы чувств уже наполовину похищены смертью".
Статья про "Тьерри Огюстэн" в словаре Брокгауза и Ефрона была прочитана 979 раз |
TOP 15
|
|||||||