Террор во Франции

Определение "Террор во Франции" в словаре Брокгауза и Ефрона

Террор во Франции (la terreur). — Этим словом обозначается в истории первой французской революции эпоха, не совпадающая ни с историей конвента (см.), ко времени которого она относится, ни с историей якобинцев (см.), к которым принадлежали главные деятели Т. Эпоха Т. простирается с 31 мая 1793 г., когда монтаньяры (см.) с помощью восстания, вызванного ими в Париже, изгнали из конвента партию жирондистов (см.) — до 9 термидора (27 июля) 1794 г., т. е. до падения Робеспьера. Многие придавали понятию Т. более широкий смысл. Так, специальный историк Т., Мортимер-Терно, начал свою "историю Т." с 20 июня 1792 г.; современник революции Малуэ говорит в своих мемуарах, что для всякого беспристрастного человека господство Т. началось с 14 июля 1789 г., т. е. со взятия Бастилии, и что отнести начало Т. можно к еще более раннему моменту. Бесспорно, сентябрьские убийства 1792 г. (см. Француз. революция), происходившие по наущению и под руководством Парижской коммуны, желавшей "нагнать страх на роялистов", представляют собой все признаки "организованного" Т., но это было частное и местное явление; Т. же в вышеуказанную эпоху имел систематический характер, был правительственным режимом, охватившим всю Францию и все проявления государственной деятельности, и потому требует особого изучения. Наступление Т. как режима обусловливалось торжеством якобинцев над их соперниками и захватом ими государственной власти; предшествовавшие вспышки были судорожными движениями якобинской партии, стремившейся к власти, а самый Т. был осуществлением определенной программы с помощью уже захваченной власти. Программа эта не всеми террористами одинаково понималась вследствие разнообразия в составе якобинской партии, который и подлежит прежде всего обсуждению. Затем следует рассмотреть эволюцию принципа террора, его органы, меры, цели и конечные результаты.

I. Состав террористов представлен в совершенно новом освещении Тэном. До него о террористах 1793—94 г. судили лишь по членам якобинского клуба, и каждый историк полагал в основание своей характеристики Т. и террористов излюбленного им героя из вождей якобинства. Так, для Тьера якобинский Т. олицетворялся в Карно, патриоте и гениальном шефе генерального штаба, видевшем в Т. лишь средство организовать силы Франции в борьбе с Европой. Страстный республиканец и чувствительный народолюбец Мишле оправдывал Т. в лице "народного богатыря" Дантона, способного к диким порывам, но и к великодушию, и видел злого гения Т. в "ксендзе" Робеспьере. Луи Блан, наоборот, возвел Робеспьера в апостола и мученика принципа "братства" и выставлял Т. как начало лучшей эры в истории человечества. Тэн подошел к революции с "позитивным" методом, как враг отвлеченных идей в политике и ложного классицизма, как исследователь научного факта и психолог. Ввиду этого Тэн предпосылает своей характеристике якобинцев тщательно произведенное дознание относительно личного и численного состава заурядных (subalternes) якобинцев (в Париже и в провинциях), составлявших главную опору Т. Основываясь на протоколах революционных комитетов и на другом архивном материале, Тэн выставляет на вид значительную роль, какую играли в Т. патологические и негодные элементы общества, "люди, выбившиеся из жизненной колеи, сумасброды и негодяи всякого рода и всякого слоя, особенно низшего; завистливые и злобные подчиненные, мелкие торгаши, запутавшиеся в долгах, пьянствующие и слоняющиеся без дела рабочие, заседатели кофеен и винных лавок, уличные и деревенские бродяги, мужчины, подбираемые полицией, разгульные женщины, одним словом — все антисоциальные паразиты; среди этого сброда несколько фанатиков, в поврежденном мозгу которых легко укоренилась модная теория; все остальные, в гораздо большем числе, — простые хищники, эксплуатирующие водворившийся порядок и усвоившие себе революционную догму только потому, что она обещает удовлетворить всем их похотям. В этих подонках невежества и порока якобинское правительство набирает личный состав своего штаба и своих кадров". Для характеристики того, что он называет "генеральным штабом якобинской армии", Тэн обращается к психологическому методу. Два свойства лежат, по Тэну, в основе якобинского типа: доктринерство (raisonnement dogmatique) и самонадеянность (см. Якобинцы). Из сочетания доктринерства и самомнения вытекает третье свойство — нетерпимость и злоба к противникам. Так как якобинец в собственных своих глазах воплощает в себе добродетель, то всякий противник его преступен. На добродетели лежит обязанность исправлять порок. Цель якобинского правительства заключается в том, чтобы подавить дурных, против которых все дозволено и похвально. Отсюда идея кровавой расправы (l'id é e homicide), отсюда Т. К основным чертам якобинского типа, обусловливавшим Т., Тэн прибавляет еще одну, вызванную обстоятельствами, при которых пришлось действовать якобинцам, — страх. Французское слово terreur имеет и субъективный, и объективный смысл: оно обозначает и страх или ужас, испытываемый кем-либо, и страх или ужас, нагоняемый на других. На панический страх, охвативший парижское население при известиях о движении прусской армии на Париж, указывали уже прежние историки как на одну из причин сентябрьских убийств. Среди населения ходили самые нелепые рассказы о том, что все жители будут выведены в равнину Сен-Дени и десятый из них расстрелян, вожди — колесованы и вместе с ними казнены 40 пуассардок. Тэну удалось указать на влияние страха там, где этого наименее можно было ожидать, — в душевных тревогах самых яростных террористов, как, например, Каррье, известного палача вандейцев. Когда его просили пощадить сдавшихся вандейцев, он ответил: "разве вы хотите, чтобы я сам попал под гильотину?" Несмотря на свою безумную кровожадность, он неоднократно выражал уверенность, что "мы все будем гильотинированы один за другим". В психологии якобинцев у Тэна нет указания на патриотический мотив, которым многие из них руководились в своей деятельности. Что Тэн высоко ценил этот фактор в истории французской революции — об этом свидетельствует его прекрасное изображение лагеря "добровольцев", поднявшихся на защиту границ отечества. Если он не подчеркнул патриотизма тех, которые называли себя исключительно патриотами, то это объясняется тем, что он считал таких патриотов, как Карно, оппортунистами Т., а может быть, и тем, что его книга должна была служить противовесом прежнему отождествлению террора и патриотизма. Что касается до численности террористов, то, по расчету Тэна, их было накануне Т. во всей Франции не более 300000, т. е. они составляли не более одной пятнадцатой части общего числа избирателей. По отдельным городам (не говоря уже о деревнях) их было еще меньше. Во многих случаях якобинцы сами признаются, что пыл местных патриотов поддерживается лишь присутствием 5—6 парижских террористов. Перечисляя своих людей, террористы находят, что их всего 22 в Труа, 21 в Гренобле, 10 в Бордо, по 7 в Пуатье и Дижоне; "весь персонал Т. мог бы усесться за одним столом". При таких условиях возникает вопрос, каким образом такое меньшинство одолело большинство и захватило власть? Каким способом водворилась система Т.?

II. Эволюция принципа Т. Французская революция 1789 г. была в начале торжеством принципа народовластия. Как реакция против идеи монархической централизации власти (l'Etat e'est moi Людовика XIV), идея народовластия проявилась в крайнем ослаблении всякой власти (по выражению Тэна — l'anarchie spontan é e). По конституции 1791 г. (см. соотв. статью) не только законодательная власть, но также исполнительная и суд были предоставлены исключительно выборным органам, и король назначал лишь министров, бессильных среди выборных учреждений. На самом деле вместо этих выборных учреждений — департаментских директорий и муниципалитетов — часто проявляли свою волю различные секции, клубы и всевозможные сборища. После падения монархии жирондисты пошли еще далее по этому пути и в проектированной ими конституции перенесли центр тяжести власти из собрания народных представителей в народные массы. За все это время общины были поборниками крайнего народовластия. С изгнанием жирондистов из конвента был устранен и выработанный ими проект конституции, в то время обсуждавшийся, и якобинцы поручили комитету, в котором участвовал Сен-Жюст, представить новый проект. Наскоро составленный проект подвергся поверхностному обсуждению в конвенте и был им принят 24 июня, после чего был разослан на утверждение 8000 местным народным собраниям. Новая якобинская конституция была в некоторых отношениях еще более демократична, чем жирондистская (см. соотв. статью): всякий новый закон, принятый национальным собранием, должен был восходить на утверждение избирателей в первичных народных собраниях; этим же собраниям предоставлялось право требовать пересмотра конституции, если это требование исходило от одной десятой части собраний в половине департаментов плюс один. В Декларации прав, входившей в состав конституции, "право восстания со стороны народа или любой части народа" признавалось "священнейшим долгом и безотлагательной обязанностью, если правительство нарушало права народа". В пояснении к конституции Робеспьер признал, согласно с Руссо, что законодательная палата не является представительством народа, так как народная воля не подлежит отчуждению или передаче каким-либо мнимым представителям. Но это был лишь фимиам, который воскуривали идолу народовластия его жрецы, готовые его ниспровергнуть. Народные собрания для утверждения якобинской конституции состоялись в 7000 из 8000 кантонов; в них приняла участие одна треть избирателей в городах и одна четверть в деревнях; самое голосование происходило под руководством и давлением местных якобинцев и потому дало везде благоприятный для них результат. Это был первый плебисцит во Франции, и за ним скоро последовало, как и за другими плебисцитами, водворение диктатуры. Возведение непосредственного народовластия в основной государственный закон сменилось правительственной революцией — coup d'Etat, и виновниками первого во Франции coup d'Etat были якобинцы. Якобинский переворот был произведен при торжественной театральной обстановке; вся декоративная часть торжества была делом якобинца — живописца Давида, который потом прославился устройством празднеств Первой империи. Празднество было назначено на 10 августа 1793 г., в годовщину ниспровержения монархии; оно должно было ознаменовать собой провозглашение наиболее радикальной конституции; на самом деле оно сделалось поворотным пунктом от народовластия к установлению власти над народом. Для празднования 10 августа были приглашены делегаты, по одному от всех кантонов, принявших якобинскую конституцию. На другой день в якобинском клубе Робеспьер, вызвавший когда-то самоотречение членов национального собрания, заявил, что предложение упразднить конвент поведет к передаче власти в руки эмиссаров Питта и Кобурга. Лозунг был дан — и из среды якобинского клуба тотчас последовало предложение, единогласно принятое, чтобы конвент не расходился до окончания войны. На следующий день толпа делегатов ворвалась в залу заседаний вперемежку с членами конвента; в суматохе слышались несбыточные предложения — чтоб весь народ шел на границу, чтобы "подозрительные граждане были поставлены впереди под огонь неприятеля". Со свойственным ему присутствием духа Дантон воспользовался общим возбуждением для организация Т.; делегаты народных собраний, воскликнул он, провозгласили среди нас почин Т., — и тут же формулировал его. Вся молодежь от 18 до 25 лет подвергается набору; все подозрительные люди должны быть арестованы, как заложники; делегаты народа должны возвратиться в свои округа как комиссары конвента, для реквизиции людей и средств. Заседание 12 августа было венчанием на царство якобинской диктатуры. Так было положено основание системе Т.; но самое осуществление ее потребовало продолжительной теоретической разработки и целого ряда практических мер. Дальнейший шаг в этом отношении был сделан в заседании 5 сентября, под председательством Робеспьера, в память сентябрьских убийств. В этом заседании революционный трибунал, уже раньше удвоенный в своем составе, был еще раз удвоен. Затем, по выслушании депутации от Парижской коммуны, была организована особая революционная армия из 6000 человек и 1200 артиллеристов: мотивом было выставлено соображение, что недостает исполнительной силы для осуществления "мудрых законов", изданных конвентом. Задача революционной армии заключалась в том, чтобы разносить по провинциям Т. Комментируя эту задачу, один из более наивных монтаньяров, Друе, воскликнул: "Так как ни добродетель наша, ни умеренность, ни философские идеи наши ни к чему нам не послужили, то будем разбойниками (soyons brigands) для блага народа". Не довольствуясь этой вооруженной силой, Дантон предложил снабдить ружьем каждого из парижских пролетариев; для этой цели военному министру было отпущено 100 миллионов. Дантон находил, что недостаточно иметь революционную армию, а надо революционизировать народ. С этою целью он предложил иметь в Париже по всем участкам (sections) два раза в неделю собрания граждан и для того, чтобы рабочие могли их посещать, назначить им по 3 франка за каждое заседание. Чтобы объединить эту массу, революционным комитетам, образовавшимся в каждом участке, была предоставлена полицейская власть с правом арестовать и держать в заключении всякого подозрительного человека (suspect), a остальным выдавать по своему усмотрению свидетельства благонадежности (carte civique). Все эти разнообразные меры были подведены Барером, оратором Комитета общественного спасения, под меткую формулу: "поставим на очередь Т." (pla çons la terreur à l'ordre du jour). Месяц спустя, 10 октября, выступил с своим докладом в конвенте главный теоретик Т. — Сен-Жюст. Он любил говорить сентенциями и изложил теорию нового государственного права в следующих изречениях: "Вы не должны знать пощады; свобода должна восторжествовать, чего бы то ни стоило; вы должны карать не одних изменников, но и равнодушных; между народом и его врагами лишь один посредник — меч". При этом конвенту был предложен ряд мер, которые должны были завершить систему Т. Сен-Жюст формулировал в виде статьи закона то, что было провозглашено 12 августа: "временное правительство Франции будет революционным до заключения мира", т. е. будет основано на Т. Это временное правительство уже давно обозначилось: диктатура конвента на самом деле означала диктатуру его главного комитета — комитета общественного спасения. Теперь Сен-Жюст предложил конвенту признать над собой этого диктатора и предоставить ему одному всю власть: исполнительный совет, т. е. министры, генералы и все учреждения были поставлены под надзор комитета общественного спасения. Вслед за тем министерство было совершенно отменено, и Франция непосредственно поставлена под диктатуру комитета. Не довольствуясь номинальной властью, он стремился подчинить себе местные органы: "правительство будет непосредственно сноситься с уездами (districts) по вопросам общественного спасения", т. е. помимо департаментов; в этой скромной мере заключалась, в сущности, завязка новой централизации. Принцип единовластия и централизации, намеченный Сен-Жюстом, был разработан в комитете, и 28 брюмера (18 ноября) член комитета Бильо-Варенн внес по этому вопросу в конвент обширный доклад. В своей речи, изобиловавшей всевозможными терминами из учебника механики, докладчик высказал очень откровенно программу нового правительства: всякое хорошее правительство должно иметь центральную импульсивную волю, рычаги, непосредственно к ней примыкающие, и подчиненные учреждения, дабы распространить движение до крайних оконечностей. Объяснив затем, что всякий механизм должен иметь свою великую движущую пружину, прямолинейный патриот, как его называли, усмотрел пружину якобинской республики в Т. Правительство французское, "вместо того, чтобы очищаться, оставалось вулканом подлости и заговора (sic), потому что не водрузило топора". Обсуждение доклада было отложено до напечатания его и затем затянулось до 14 фримера (4 дек.), когда заключения доклада были провозглашены законом. Кроме непосредственного подчинения всех учреждений и чиновников Комитету общественного спасения, закон 14 фримера имел своим последствием переворот в провинциальной администрации: департаментские советы с их председателями (губернские земские собрания) были уничтожены, директории (управы) ограничены в своей компетенции; уездные управы обращены в органы комитета по исполнению революционных законов, причем комитету предоставлено было право очищать их состав; прокуроры-синдики уездов и городов, выбиравшиеся своими согражданами, были, под именем национальных агентов, превращены в агентов Комитета, который их назначал и устранял. Эти национальные агенты были личинкой, из которой развились потом императорские префекты. При обсуждении этого закона Кутон, человек, близкий Робеспьеру, изложил новый взгляд на народовластие и отношение к нему правительства: "При обыкновенном правлении, — сказал он, — народу принадлежит право избрания; при чрезвычайном же правлении все импульсы должны исходить из центра. Те, которые теперь взывают к правам народа, ложно поклоняются его верховенству". Кутону вторил всегда находчивый на софизмы Барер: избирательные собрания, — пояснял он, — монархические учреждения, пропитанные роялизмом; их надо тщательно избегать в этот момент революции. Наконец, высказался о Т. и главный его доктринер — Робеспьер в "докладе о принципах революционного правительства" (25 дек. 1793 г., или 5 нивоза II-го года). Теория революционного правительства, по словам Робеспьера, так же нова, как и самая революция, его породившая: эту теорию нельзя найти ни в книгах политических писателей, ни в законах тиранов. Для аристократии эта теория лишь предмет клеветы, для тиранов — скандал, для многих — загадка; ее нужно объяснить, чтобы привлечь по крайней мере добрых граждан к принципам общественного блага. Объяснение теории, которое пытается дать Робеспьер, основано на антитезе правлений конституционного и революционного: задача первого — сохранить республику, задача второго — создать ее; конституция — режим победоносной и мирной свободы, революция — война свободы против ее врагов. Конституционное правление направлено, главным образом, к установлению гражданской свободы, революционное — к установлению свободы политической. Правительство революционное обязано оказывать добрым гражданам всю силу национальной защиты, — врагам же народа оно лишь обязано давать смерть. Этих "понятий", по мнению Робеспьера, достаточно, чтобы объяснить происхождение и свойство революционных законов. Те, кто называет их произвольными и тираническими, — тупые или развращенные софисты, подлые душегубы, которые для того, чтобы задушить республику в ее колыбели без опасности для себя, пытаются спутать ее неопределенными правилами, прекрасно умея не соблюдать их. "Если революционное правительство должно быть более энергично в своих действиях и более свободно в своих движениях, разве в силу этого оно менее справедливо и менее законно? Нет: оно опирается на самый священный из всех законов — благо народа, и на самое неотъемлемое из всех прав — необходимость". Согласно с духом этой доктрины доклад о принципах революционного правительства приходил к заключению, которое можно назвать вечным припевом Робеспьеровской риторики: поручить Комитету представить в самом непродолжительном сроке доклад о средствах усовершенствовать организацию революционного трибунала и поручить публичному обвинителю отдать под суд поименованных в заключении отдельных лиц и целые категории людей.

III. Органы Террора. По мере того, как теоретически разрабатывалась система Т., развивались и органы этого режима. Главным из них был Комитет общественного спасения. Учреждение этого комитета знаменует собой поворотный пункт в истории французской революции. Сначала господствовала теория разделения властей, которую Монтескье признавал необходимой гарантией политической свободы. Руководясь этой теорией, национальное собрание неоднократно высказывалось против назначения королем министров из числа членов собрания, потому что усматривало в этом смешение законодательной и исполнительной власти. Правда, уже национальное собрание избирало из своей среды многочисленные комитеты (комиссии), но это были органы совещательные и подготовительные, а не исполнительные, и если некоторые из этих комитетов вмешивались в круг действия исполнительной власти, то лишь вследствие недоверия к королю и вопреки господствовавшей теории. Низложение Людовика XVI изменило это положение дел. Законодательное собрание организовало из министров "совет исполнительной власти", взяв их вне своей среды; в то же время, однако, под влиянием тревоги, вызванной вторжением иноземных войск, оно организовало многочисленный комитет "общей обороны". Это был первый шаг к присвоению законодательной властью функций исполнительной власти. Министры должны были являться в комитет и давать ему отчет в своих действиях. Конвент последовал примеру законодательного собрания и 1 янв. 1793 г. организовал комитет того же имени из 24 членов, почти исключительно жирондистов. Заседания комитета были публичны, в них принимали участие другие члены конвента и даже посторонние; комитет походил более на клуб, чем на правительственный орган. 26 марта комитет был преобразован и назван комитетом "общей обороны и общественного спасения". Несколько дней спустя (6 апр.), под влиянием известия об измене Дюмурье, комитет подвергся новому преобразованию: он должен был впредь называться просто комитетом обществ. спасения и состоять из 9 членов. Вместе с тем изменился его состав: комитет 26 марта состоял наполовину из жирондистов и монтаньяров, а в новый комитет были избраны одни монтаньяры. С этих пор быстро развивается полновластие комитета, превращаясь в диктатуру над Францией и над самим ее правительством — конвентом; вместе с тем видоизменяется и состав комитета в террористическом направлении. Первоначальная задача Комитета общ. спасения заключалась в надзоре за действиями совета министров и в ускорении его распоряжений, с правом приостанавливать их исполнение и принимать экстренные меры в случае надобности. Полномочия членов Комитета были краткосрочные: они избирались на один месяц. После изгнания жирондистов из конвента Комитет был снова реорганизован (10 июля). Только двое из его прежних членов перешли в новый комитет; важнее всего было то, что не был переизбран Дантон, который был душою прежнего комитета; вместе с ним были удалены его приверженцы. Смысл реорганизации 10 июля заключался именно в том, что комитет перешел из рук более умеренных дантонистов в руки террористов. Это обнаружилось 27 июля, когда в Комитет общ. спас. вошел Робеспьер, пробывший в нем ровно год. Уже на следующий день Комитет общ. спас. был облечен властью вызывать к себе и арестовывать всех подозрительных людей; 2 авг. в распоряжение Комитета было предоставлено 50 миллионов; 10 окт. Комитету были подчинены все власти во Франции, кроме конвента; самый конвент отрекся от своего верховенства над Комитетом, бессменно оставляя без переизбрания его членов в течение года. Этих членов было с 10 июля 12, а после казни дантониста Геро де Сешель — 11. Деятельность Комитета имела коллегиальный характер, все его решения должны были исходить от большинства; но вследствие скопления дел подписи членов были простою формальностью, и на самом деле каждый член заведовал самостоятельно и бесконтрольно своею частью: Карно — армиями, Жан-Бон-Сент-Андре — флотом, один из Приёров — вооружением, другой Приёр и Ленде — продовольствием. Эти лица составляли группу так называемых работников. Бильо-Варенн и Колло-д'Эрбуа вели переписку с провинциальными властями и комиссарами, т. е. были руководителями Т. в провинции; вместе с Барером, который был докладчиком Комитета в конвенте, они составляли "группу революционную". Главную группу составлял триумвират, или gens de la haute main, — Сен-Жюст, Кутон и Робеспьер: первый разрабатывал законодательные проекты, когда не разносил Т. по провинциям и по армиям; последний, взяв себе народное образование, на самом деле был "без портфеля": тем более времени оставалось у него для выработки "принципов", сводившихся к систематическому расширению прав революционного трибунала, которому он законом 22 прериаля предоставил право отдавать под суд самих членов конвента, не испрашивая его согласия. После этого закона конвент — который, по меткому выражению Тэна, представлял собой "толпу клакёров", с мнимым восторгом принимавших всякое предложение Комитета, — обратился в толпу боязливых царедворцев, из которых подозрительный тиран произвольно намечал свои жертвы. Толпа эта, впрочем, была невелика: после изгнания жирондистов на избрание президента конвента является из 745 членов его лишь 250, для избрания Комитета общ. спас. нашлось только 200, для назначения судей рев. трибунала — только 50, а для назначения их заместителей — 10. И не мудрено, что число членов державного собрания тает во время Т.: 2 июня изгнаны 67 жирондистов, часть которых была казнена, затем заключены в тюрьму 75 членов правой, а с брюмера начались аресты и казни среди самих террористов. Каждый месяц революционного календаря приносил свои жертвы, до 10 термидора — дня казни Робеспьера и его приверженцев в комитете, коммуне и революционном трибунале. Другим органом Т. был комитет общей безопасности (Sûreté Géné rale) — один из числа 21 комитетов, учрежденных конвентом. Он был учрежден 2 октября 1792 г., т. е. раньше Комитета общественного спасения, и первоначально состоял из 30 членов; но затем и в истории этого комитета происходит концентрация власти. Конвент свел 21 янв. 1793 г. число его членов на 12, а 9 сентября — на 9. Задачу комитета составляла полицейская охрана; он был снабжен самой произвольной и бесконтрольной властью над свободой и жизнью людей, но в этом отношении сам постепенно впал в зависимость от Комитета общественн. спасения. Последнему было первоначально предоставлено право арестовывать или отдавать под суд лишь людей, находившихся на государственной и общественной службе; но он расширил пределы своей власти на счет комитета общей безопасности и, наконец, распространил их над самим комитетом: 9 сент. 1793 г. конвент предоставил ему право рекомендовать членов комитета общей безопасности при избрании их конвентом. Таким образом были избраны в заседании 14 сент. Вадье, Панис (из числа руководителей сентябрьских убийств), Леба, Буше, Давид (художник), Гюфруа, Лавикомтери, Амар, Рюль, Лебон, Вулан и Бэль. С этого момента комитет общей безопасности стал орудием главного террористического комитета. Иногда оба комитета соединялись в общем заседании и поэтому назывались в отличие от других правительственными комитетами. Не довольствуясь подчинением комитета общей безопасности, Робеспьер организовал при Комитете обществ. спасения особое полицейское бюро, ему исключительно подчиненное, — так сказать, тайную полицию над полицией. Вследствие этого комитет общей безопасности перешел перед 9 термид. на сторону противников Робеспьера.

Та роль, которую играл в Париже комитет общей безопасности, была возложена во всех прочих общинах на революционные комитеты. Дантон прямо это выразил, назвав задачей комитетов установление диктатуры граждан, преданных свободе, над подозрительными. Бильо-Варенн уподобил комитеты Дамоклову мечу, который должен был висеть над каждым подозрительным гражданином по всему пространству государства. С этой целью конвент предписал декретом 21 марта 1793 г. учреждение в каждой общине или в каждом участке общины (section) комитета из 12 членов по избранию граждан. Он должен был называться наблюдательным комитетом и иметь надзор над приезжими с правом требовать их изгнания из территории республики. Парижские комитеты скоро превысили свои полномочия, стали производить аресты и называть себя революционными комитетами. Декретом 28 мая конвент запретил это название, но оно сохранилось и 5 сент. было по предложению Барера признано конвентом. После победы монтаньяров над жирондистами во многих департаментах возникли, наподобие парижского, комитеты общественного спасения. Декрет 4 июня признал их существование, но два дня спустя все эти комитеты, слившиеся с революционными, были подчинены Комитету общ. спасения. 5 сент. всем членам этих комитетов был назначен ежедневный паек в 3 фр., и за ними было признано присвоенное ими право отнимать оружие (т. е. производить домовые обыски) и арестовывать всех подозрительных людей. Закон о "подозрительных" расширил это право и возложил на революционный комитет обязанность составлять списки всех подозрительных, запечатывать их бумаги и арестовывать их. Начальники вооруженной силы обязаны были производить аресты по приказанию комитетов под страхом удаления со службы. Парижские комитеты заключали в тюрьму без объяснения причин. Против этого восстал 18 окт. в конвенте Лекуантр и добился постановления, обязывавшего комитеты сообщать арестованным копию с протокола об аресте с изложением мотивов, чтобы дать им и их семейству возможность обратиться в комитет общей безопасности, который мог бы утвердить или отменить акт об аресте. Революционные комитеты протестовали перед конвентом против этого постановления, указывая, между прочим, на то, что санкюлоты, составляющие эти комитеты, неизбежно будут делать в протоколах невольные ошибки, которыми воспользуются контрреволюционеры. Конвент передал дело на рассмотрение комитета общей безопасности, который принял сторону револ. комитетов. Лекуантр протестовал; его поддержал дантонист Фелипо. На выручку террористов выступил Робеспьер с заявлением, что декрет "привел в отчаяние патриотов. Эти простые и добродетельные люди, незнакомые с ухищрениями формалистики, утратили свое усердие. Дело не в том, чтобы судить, а в том, чтобы разить". Конвент и на этот раз послушался Робеспьера и взял свой декрет обратно. Вступаясь за полномочия револ. комитетов, Робеспьер отстаивал тем самым свои орудия. Комитет обществ. спасения уже давно имел с ними непосредственные сношения, помимо департаментских и городских властей. Когда недовольная этим Парижская коммуна после обвинительной речи своего прокурора против тирании участковых комитетов потребовала, чтобы они действовали в согласии с ней, и созвала в ратушу по 10 представителей от каждого из участковых комитетов, конвент 14 фримера отменил это постановление и пригрозил десятилетним заключением в оковах всякому администратору, который вздумал бы встать между конвентом и революционными комитетами. Комитет общественного спасения не думал, однако, предоставлять своим орудиям полную свободу. Чтобы удержать их в большей зависимости, конвент постановил, чтобы председатели и секретари революционных комитетов переизбирались каждые две недели; два дня спустя Кутон отнял у револ. комитетов предоставленное им право сажать под арест без указания мотивов. Всех револ. комитетов должно было быть, по числу общин и городских участков, 45000; на самом же деле их насчитывалось не более 21000, так как далеко не везде оказывалось достаточно "патриотов", готовых вступить в комитет, несмотря на паек в 3 фр. "Патриоты" жаловались, что во многих общинах роялисты завладели комитетами; в других местах туда проникли спекулянты на конфискованные земли и вообще люди, желавшие ловить рыбу в мутной воде. Революционные комитеты сделались почти везде поприщем самого беззастенчивого хищения чужого добра и самой необузданной эксплуатации чужой свободы и жизни.

Революционный трибунал. Революционные комитеты, арестуя подозрительных и наполняя ими тюрьмы, были поставщиками революционных, т. е. чрезвычайных судов. Первый образчик такого суда возник под влиянием событий 10 авг., т. е. низвержения короля; депутация самозванной Парижской коммуны, захватившей ратушу в ночь на 10 авг., явилась 15 авг. с Робеспьером во главе в законодательное собрание и потребовала особого суда для наказания заговорщиков и "врагов революции", т. е. швейцарской гвардии, защищавшей Тюльери, и других роялистов. Под этим давлением был образован 17 авг. чрезвычайный уголовный суд, называвший себя революционным. Его приговоры не подлежали ни апелляции, ни кассации. Робеспьер был назначен его председателем, но отклонил от себя этот пост. Трибунал 17 авг. произнес 61 приговор — в том числе 20 приговоров к смертной казни и 15 оправданий; в числе приговоренных к смерти был Лапорт, казначей Людовика XVI, обвинявшийся в подкупе, но были и фальшивомонетчики. 29 ноября конвент, находившийся в то время под влиянием жирондистов, закрыл революционный трибунал; но он воскрес в новой силе весной следующего года, когда казнь Людовика XVI и неудачи Дюмурье взволновали страсти и дали в конвенте перевес террористам. 9 марта толпа "добровольцев", отправлявшихся на границу, потребовала у конвента учреждения революционного трибунала. Парижская коммуна поддерживала это требование; Каррье, будущий палач Вандеи, внес в конвент соответствующее предложение. Дантон горячо защищал его, утверждая, что только этим можно предотвратить "высший трибунал народной мести" и что если бы в сентябре предшествовавшего года такой трибунал существовал (а он существовал), то не было бы сентябрьских убийств. Soyons terribles, восклицал он, pour dispenser le peuple de l' ê tre. Возникший таким образом из самой идеи наступавшего Т. революционный трибунал является по своей организации барометром нового режима; сообразно с усилением Т. растет революционный трибунал и упрощаются его приемы. Первоначальный его состав состоял из 5 судей и 12 присяжных. 24 мая число это было увеличено до 16; 2-го июля каждому члену было назначено вознаграждение по 18 ливр. за заседание. Первое заседание происходило 29 марта, первые смертные приговоры состоялись 15 апреля. 24 июля было увеличено число и жалованье судей; 3 авг. трибунал был удвоен, т. е. разделен на 2 отделения, чтобы ускорить его деятельность. Публичным обвинителем стал тогда Фукье-Тэнвиль. В первые 6 месяцев суду подверглись 200 обвиняемых; из них 89 были оправданы, 86 посланы на эшафот, остальные приговорены к другим наказаниям. Это казалось недостаточно энергичным; 5 сент. трибунал был снова удвоен, т. е. разделен на 4 отделения. В окт. Бильо-Варенн провел свое предложение, чтобы впредь генералы подлежали суду трибунала без предварительного согласия конвента, а 5 дней спустя присяжным (они были бессменные) было дано право заявлять во всякое время, что они достаточно ознакомлены с делом для постановления безотлагательного приговора. После этого трибунал был официально признан революционным. В это время трибунал был в исключительном распоряжении Робеспьера; председатель суда и его товарищ, Герман и Дюма, были друзьями Робеспьера; в числе судей и присяжных были близкие ему люди, как, напр., его типографщик Никола и его хозяин, столяр Дюпле. Во время процесса Дантона, мощная личность и страстное красноречие которого были не по плечу председателю и обвинителю, трибуналу по докладу Сен-Жюста было дано право немедленно лишать слова и права защиты всякого заговорщика, который дерзнет оказывать сопротивление национальному правосудию или будет его оскорблять. Последнюю организацию Робеспьер дал трибуналу декретом от 22 прериаля (10 июня 1794 г.), отменившим все судебные гарантии — допрос, защиту и показания свидетелей, если они не оказывались безусловно необходимыми: внутреннего убеждения судей и присяжных было достаточно для приговора, а единственным наказанием, которое допускал