Спонтанеические звуковые изменения

Определение "Спонтанеические звуковые изменения" в словаре Брокгауза и Ефрона

Спонтанеические звуковые изменения (нем. Spontaner Lautwandel; грамм.) — в современном языкознании такие изменения звуков, которые не имеют видимой непосредственной причины в фонетических условиях слова и кажутся, поэтому, как бы самопроизвольными. Этим они отличаются от комбинаторных (см.) звуковых изменений, причина которых всегда коренится в фонетических условиях. Тем не менее С. звуковые процессы несомненно должны иметь известные общие причины, коренящиеся в условиях физической и духовной организации человека. Попытка объяснить С. звуковые изменения сделана была Г. Паулем ("Principien der Sprachgeschichte", глава о звуковых изменениях) и покойным Н. В. Крушевским ("Очерк науки о языке", Казань, 1883, гл. II и III), развившим рассуждения Пауля. Оба исходят из факта сложности тех физиологических процессов, в результате которых образуются наши звуковые процессы. Каждый звук речи, воспринимаемый нами как одна нераздельная единица, представляет собой результат целого ряда физиологических работ. Например, для произношения звука б легкие должны дать экспиративный воздушный ток; голосовые связки должны известным образом сблизиться и придти в вибрацию, дающую голосовой тон; нёбная занавеска должна прижаться к задней стенке зева и преградить таким образом доступ воздуху в полость носа; конец языка должен образовать полный затвор на верхних резцах, при мгновенном прорыве которого воздушным током образуется звук б. Каждая из этих физиологических работ имеет свою область, в пределах коей она может колебаться и действительно колеблется. Отсюда ряд вариаций известного звука, воспринимаемых нами всегда как один какой-нибудь звук, так как наше ухо способно различать лишь более или менее крупные звуковые разницы. Чрезвычайно многочисленные, точнее — бесчисленные колебания известной артикуляции имеют, поэтому, в результате сравнительно немногочисленные и незначительные колебания звука. Каждая известная артикуляция сопровождается "чувством движения", мускульным ощущением в исполняющих ее органах. Ощущения эти мы помним, благодаря чему имеем возможность произносить известный звук в течение известного промежутка времени более или менее одинаково, хотя всегда могли бы уклониться очень далеко от такой звуковой нормы. В неопределенности артикуляций и их колебаниях, а также в свойствах нашей памяти, и лежит, по мнению Пауля и Крушевского, возможность и причина С. звуковых изменений. Представим себе какой-нибудь звук s. В течение известного промежутка времени мы произносим его более или менее одинаково, причем колебания в его произношении либо не переходят известной очень ограниченной меры, либо возвращаются опять к одному и тому же типу. Представим себе, однако, что, вместо звука s, мы произнесли его вариацию s₁. Так как в памяти нашей обыкновенно оставляют более резкие следы ближайшие впечатления, то имеется большая вероятность, что в следующий раз мы произнесем уже не s, а опять s₁ или уклонимся еще дальше и произнесем s₂, и так далее, пока не получится результат n, совершенно отличный от исходной точки, с которой начался процесс изменения. Так как различия вариаций весьма незначительны, а наши мускульные ощущения меняются вместе с изменениями артикуляции, то сами заметить разницу в нашем произношении мы не можем: у нас нет такого критерия — т. е. неподвижной звуковой нормы, — с которым мы могли бы сравнивать свои звуки. С. звуковые изменения совершаются притом весьма медленно, в течение длинного ряда лет, в сравнении с которым наша собственная жизнь слишком коротка. Примером С. звукового процесса могут служить: германское или армянское передвижение согласных (Lautverschiebung), переход индоевропейских аспират в простые взрывные в славянском (ср. санскритское gharm á s — зной, жар — с русскими горю, гарь, у-гар и т. д.), развитие в нововерхненемецком дифтонгов из древневерхненемецких долгих гласных, унаследованных от индоевропейского праязыка (герм. m û s, лат. m ūs = нем. Maus; древненем. m î n = нем. mein и т. д.). Особенно яркий образчик такого С. процесса представляет германское передвижение или "перебой" согласных (см.). Таким же С. процессом является и переход к', г' (мягких) в ч, ж в славянских языках. В последнем случае мы имеем пример смены комбинаторного фонетического процесса С.: мягкость (нёбность, палатальность) к', г' была вызвана сочетанием звуков к, г со следующими нёбными гласными и, ь, е, (процесс комбинаторный); позже вступил в свои права С. процесс, приведший, путем постепенного передвижения через ряд промежуточных стадий (к' — т'—ц'—ч', г'—д' — дз' — дж'—ж) к полному перерождению к', г' в ч, ж. Приведенное выше объяснение С. процесса не может, однако, быть названо исчерпывающим сущность явления. В основу изменения Пауль и Крушевский кладут случай, указывая лишь на условия, облегчающие случайные уклонения в произношении. Такие уклонения вполне понятны, и можно согласиться с названными учеными, когда они говорят о первом уклонении от звуковой нормы; но дальнейшее уклонение в s₂, s₃, s₄ и т. д., а именно в определенном направлении, остается все-таки необъяснимым и не может быть сведено к той же случайности, которая легко объясняла первое уклонение в s₁. Почему уклонения имеют поступательный характер всегда в известном определенном направлении — на это не дают ответа ни Пауль, ни Крушевский. Думается, что его следует искать в общем характере звуковых систем данных языков. Звуковая система известного языка, как комплекс известных физиологических привычек, не есть что-либо разрозненное: все звуки языка находятся во взаимной связи и обуславливают известные качества друг у друга. Известная манера образовывать согласные звуки неминуемо отражается на надставных трубах гласных звуков и т. д.; наоборот, известная манера образовывать гласные звуки окрашивает известным образом и согласные. Нетрудно, например, заметить, что, меняя в разговоре один язык на другой (которым хорошо владеем), мы должны как бы перестраивать весь наш звуковой механизм на другой лад. Совокупность звуковых привычек, составляющих в каждом языке одно стройное целое, должна неминуемо отражаться на судьбе отдельных звуков, придавая им то или другое направление. Будущие языковеды должны будут обратить внимание на изучение звуковой стороны языков с указанной точки зрения, чтобы определить, почему, например, индоевропейские звонкие согласные в германском превратились в глухие (санскр. da ç a — гот. ta í hun; санскр. yugam — гот. juk), тогда как в славянском они сохранились нетронутыми (десять, иго) и т. д. Пока, однако, в этом направлении еще ничего не сделано. Как в комбинаторных звуковых процессах, так и в С., ближайшими физиологическими причинами являются: А) изменение артикуляции в области надставной трубы (переход индоевр. û в слав. ы: лат. mus = слав. мышь); Б) изменение артикуляции в области гортани (превращение индоевропейских звонких в глухие в германском и армянском: санскр. da ç a = гот. ta í hun, армян. tasn, русск. десять, или обратно глухих в звонкие: санскр. m â tar = англ. mother и т. д.); В) изменение экспирации (передвижение ударения с одного слога на другой, превращение свободного ударения в постоянное, как в чешском, польском, французском и т. д.); Г) изменения ритмические (превращение долгих гласных в краткие и т. д.).
См. Sievers, "Grundz ü ge der Phonetik" (4 изд., 1893, гл. IV, Lautwechsel und Lautwandel).

С. Булич.