Спарта

Определение "Спарта" в словаре Брокгауза и Ефрона

Спарта (Σπάρτη, лат. Sparta) — главный город Лаконии (см.), на правом берегу реки Эврота, между рекой Энус (левый приток Эврота) и Тиазой (правый приток той же реки), также государство, столицей которого была С. По преданию, С. была столицей значительного государства ещё до вторжения дорийцев в Пелопоннес, когда Лаконию населяли будто бы ахейцы. Здесь царствовал брат Агамемнона, Менелай, игравший такую видную роль в троянской войне. Несколько десятков лет спустя после разрушения Трои, большая часть Пелопоннеса была завоевана потомками Геракла ("возвращение Гераклидов"), пришедшими во главе дорийских дружин, причем Лакония досталась сыновьям Аристодема, близнецам Эврисфену и Проклу (праправнукам Гилла, сына Геркулеса), считавшимися родоначальниками царствовавших в С. одновременно династий Агиадов и Эврипонтидов. Часть ахейцев ушла при этом на север Пелопоннеса в область, которая по их имени была названа Ахайей, оставшиеся были большей частью обращены в илотов (см.). Восстановить, хотя бы в общих чертах, действительную историю древнейшего периода С. невозможно, за недостатком точных данных. Трудно сказать, к какому племени принадлежало древнейшее население Лаконии, когда и при каких условиях совершилось заселение ее дорийцами, и какие отношения установились между ними и прежним населением. Несомненно только, что если Спартанское государство и образовалось благодаря завоеванию, то мы можем проследить последствия лишь сравнительно поздних завоеваний, путем которых С. расширялась за счет своих ближайших соседей. Значительная часть их принадлежала, вероятно, к тому же дорийскому племени, так как ко времени образования в Лаконии большого Спартанского государства племенная противоположность между первоначальным населением страны и пришедшими с северо-запада Греции дорийцами уже успела сгладиться. Очень вероятно показание Эфора, что после так называемого вторжения дорийцев Лакония не составляла одного государства, а распадалась на несколько (по Эфору — 6) государств, которые находились в союзе друг с другом. Центром одного из них и была С. Древнейшая Спарта представляла не город, а соединение нескольких открытых поселений. От нее зависела небольшая территория по среднему течению Эврота. В политическом и общественном строе этой маленькой общины не было ещё в то время ничего такого, что выделяло бы ее заметно из ряда других греческих общин. Ряд войн привел затем к подчинению С. всей Лаконии. Царям Архелаю и Хариллу традиция приписывала покорение Эгитиды (область на верхнем течении Эврота), преемнику Архелая Телеклу — завоевание Амикл, Фариса (оба города на Эвроте) и Геронер (около середины VIII века), его сыну Алкамену — покорение Гелоса. От имени последнего города некоторые ученые производят слово "гелот", так как завоеванное население плодородной речной долины было обращено в илотов. Жители же гористых кос, вдающихся в море у Тенарона и Малеи, потеряли политическую самостоятельность и стали периэкскими общинами; их обитатели сохранили личную свободу, собственность, местное самоуправление, но не имели политических прав, были обязаны военной службой и подчинялись надзору спартанских гармостов. Некоторые периэкские общины могли образоваться и иначе; в такое положение могло попасть и чисто спартанское население, которое жило вне С., так как впоследствии политические права могли сохранить лишь те, кто жил в столице. Завоевание Лаконии поставило С. лицом к лицу с сильными соседями: на севере с аркадянами (прежде всего с Тегеей), на северо-востоке — с Аргосом, у которого С. стремится отнять Кинурию и остров Киферу, на западе — с Мессенией. С ними С. уже очень рано вступает в упорную борьбу. Особенно удачно шла борьба с Мессенией, привлекавшей спартанцев изобилием плодородных земель. Первая Мессенская война началась во второй половине VIII века (см.). Упорная двадцатилетняя борьба привела к подчинению Мессении Спартой. Прибрежные поселения получили права периэкских общин, а некоторые из них сохраняли даже некоторое время самостоятельность. Но большая часть Мессении, особенно плодородная долина реки Памиза, была разделена между спартиатами, а мессенцы попали в положение илотов и стали платить новым хозяевам половину дохода. Вскоре по окончании этой войны в С. возникло движение парфениев, класса людей не пользовавшихся полноправием. Вероятнее всего, что парфении — незаконнорожденные дети спартиатов. Заговор парфениев был открыт, и им пришлось выселиться из С. в Южную Италию, где они основали Тарент. Благодаря покорению Мессении С. стала соседкой Элиды, и с пятнадцатой олимпиады спартанцы начали принимать участие в олимпийских играх. Попытка мессенцев освободиться от спартанского ига привела, около середины VII в., ко Второй Мессенской войне. Мессенцам помогли пизаты (под начальством царя Панталеона), аркадяне (царь Аристократ из Орхомена) и аргосцы, а С. — элидцы. Борьба затянулась надолго. Спартиаты, лишившиеся благодаря восстанию своих наделов в Мессении, стали требовать передела земли в Лаконии. И на этот раз победа осталась на стороне С., спартиаты возвратили себе земли в Мессении, мессенцы же опять попали в положение илотов. Менее удачно действовали в это время спартанцы на востоке; попытка С. подчинить Кинурию кончилась неудачей. Аргосцам помогали жители восточно-аркадского плоскогорья, С. же нашла себе помощь в некоторых аргосских городах, недовольных Аргосом (Тиринф и Азина). Когда эти города были разрушены аргосцами, спартанцы дали жителям их места для поселения на мессенском берегу. При Гизиях спартанцы были разбиты аргосцами (669—668 гг. до Р. Х.), и лишь в середине VI века им удалось присоединить Фирейскую область и остров Киферу.

Завоевания оказали сильное влияние на весь строй спартанского государства. Благодаря им С. стала самым значительными по территории государством греческого мира; она занимала около 2/5 всей поверхности Пелопоннеса, свыше 8000 кв. км. Вероятно, опасность жить среди враждебно настроенного и численно превосходного покоренного населения, заставила большинство свободных полноправных граждан поселиться в С. Так установился взгляд, что полноправные граждане только те, кто живет в С., откуда и название их "спартиаты". Завоевания дали государству возможность хорошо обеспечить землей большинство граждан. Спартиаты получили в наследственное пользование участки земли с жившими на них и обрабатывавшими их илотами. Эти участки были равны и назывались "жребиями" (κλήροι) или "долями" (μοίρα). Нет никаких данных для признания в С. общинного землевладения; переделов не было, и раз выделенный известной семье участок находился в ее пользовании постоянно. Очень сомнительно, далее, показание, что каждому ребенку старшины фил выделяли особый участок (Плутархов "Ликург", глава XVI). Спартиатские участки были невелики. Величину их можно приблизительно определить на основании показания, что каждый участок должен был давать 70 эгинских медимнов ячменя владельцу, еще 12 медимнов на долю жены и сверх того известное количество вина и масла. Эдуард Мейер (во II т. "Истории древности"), принимая двухпольную систему и считая, что морген приносит около 6 эгинских медимнов, высчитал, что участок должен был равняться приблизительно 30 моргенам или шести с небольшим русским десятинам. Принимая же в соображение то обстоятельство, что участок обрабатывался трудом илотских семей, которым надо было с него же кормиться, приходится принимать большую величину участков. Впрочем, вычисления эти основываются на данных, почерпнутых из VIII главы Плутарховой биографии Ликурга, в которой Плутарх приписывает ему передел земли и создание равных участков. А так как рассказ о Ликурговом наделении землей создался под влиянием программы Агиса III и Клеомена III, то, может быть, и приведенные Плутархом размеры дохода относятся к участкам, на которые цари-реформаторы хотели разделить Лаконию. В таком случае, конечно, эти данные не могут служить прочным основанием расчета величины древнейших наделов, хотя все-таки не лишены известного значения, так как они показывают, какой доход считался в С. достаточным для спартиата и способным обеспечить ему возможность участия в сисситиях. Доказательством происхождения древнейших участков путем государственного наделения служит то, что илоты не считались собственностью хозяев участков, которые не могли ни увеличивать требований с них, ни отпускать их на волю, ни продавать за границу. Участки находились в наследственном пользовании семьи. Нераздельность имущества не была обязательна по закону, но часто встречалась в С. между братьями. Объяснить ее можно как остаток семейной собственности. Нераздельность владения сопровождалась иногда тем, что у всех братьев была одна общая жена. Причиной нераздельности могла быть также трудность раздела земли, населенной илотскими семьями, прочно с нею связанными. Неизвестно, дозволялось ли дробить илотские семьи и хозяйства. Впрочем, если даже дробление и допускалось, оно часто затруднялось экономическими соображениями, например, невозможностью ведения хозяйства на очень маленьких участках и трудностью раздела при существовании хозяйственного инвентаря лишь в определенном количестве. Спартиатские участки были неотчуждаемы, их нельзя было ни дарить, ни завещать, ни продавать. Дарить и завещать (но не продавать) недвижимую собственность разрешил только закон Эпитадея, изданный уже после Пелопоннесской войны. Существование наделов не исключало в С. крупной частной собственности среди знатных родов. Ее существование доказывается упоминанием в источниках "богатых" спартиатов, например, таких лиц, которые содержали лошадей для ристаний, а это заставляет предполагать у них значительные средства. Но несомненно, что после завоеваний, давших государству значительный земельный фонд для наделения значительного числа граждан, преобладание в С. принадлежало уже не знати, а массе экономически обеспеченного рядового гражданства, "равным" (όμοιοι), служившим в войске гоплитами. Только постепенно целый ряд причин привел к разложению этой массы "равных" и к образованию, с одной стороны, очень крупных землевладельческих состояний, с другой стороны — бедняков. Но это явление развивается уже позднее. Завоеванием объясняется и выработка в С. того особого склада жизни, который так долго привлекал к ней внимание политических теоретиков. Чтобы удержать в повиновении численно превосходную массу илотов и периэков, спартиатам необходимо было развить в себе постоянную боевую готовность. Чтобы не быть захваченными врасплох и перерезанными поодиночке, спартиаты сконцентрировались в городе, а это лишало их возможности заниматься хозяйством. Так утвердился взгляд, что спартиат не смеет заниматься трудом, дающим доход. Подготовка к бою, военная служба и участие в государственном управлении стали считаться тогда единственно достойными спартиата занятиями. Направляя все к одной цели — к выработке из граждан хороших воинов, государство мало-помалу совершенно стесняет личную свободу и подчиняет своему контролю всю жизнь граждан. С тех пор одной из специфических особенностей С. становится поглощение личности государством, стремящимся к сохранению гражданского равенства и простоты в образе жизни, как необходимых условий для развития воинских доблестей. Этими чертами объясняется та симпатия, которой пользовалась С. у некоторых представителей крайних направлений в новое время. Для достижения своей цели государство начинает отбирать у граждан детей и с 7 лет воспитывает их под надзором выбиравшихся из лучших семей пэдономов в особых "стадах", где все внимание сосредоточивается на физическом развитии детей, на закаливании их и развитии ловкости, находчивости и дисциплины. С 20 лет юноши начинали военную службу, но до 30 лет не вступали в пользование гражданскими правами. Теми же побуждениями объясняется подчинение суровой дисциплине взрослых граждан, которые и в мирное время были организованы по образцу военного лагеря. Граждане образуют группы (по 15 человек), которые обедают ежедневно вместе (см. Сисситии) и вместе сражаются на поле битвы. Стремление сохранить суровую простоту быта привело к ряду искусственных мер, направленных к этой цели, как-то: к запрещению чужеземцам пребывания в С., спартиатам выезд за границу, к попыткам по возможности отрезать С. от экономического общения с другими странами и от проникновения в нее богатства и роскоши, для чего искусственно удерживалась древняя малоценная железная монета и запрещалось частным лицам иметь у себя золото и серебро. Созданные завоеванием условия отразились наконец и на политическом развитии С. Устройство С. в древнейший период было таким же, как и в остальных греческих государствах и в существенных чертах совпадало с изображенным в гомеровских поэмах. Спартиаты делились на родовые филы (числом 3), подобно другим грекам. Впоследствии рядом с ними появляются территориальные филы, подразделяющиеся на обы. Этих фил было 5 (Питана, Лимны, Мезоя, Киносура, Дима) и к ним, по-видимому, перешли политические функции. Управление находилось в руках царя, которому помогала герусия, т. е. совет старейшин, назначавшихся первоначально царем. Народное собрание не имело значения. Первым существенным нововведением было установление двойственной царской власти. Проследить обстоятельства, обусловившие и сопровождавшие этот переворот, мы не можем, за недостатком данных. Все ученые отвергают традиционное греческое объяснение этого факта, но общепризнанного научного объяснения его нет до сих пор. Одни объясняли двойственность царской власти, как следствие синойкизма двух общин (ахейской и дорийской; по Гильберту, даже трех: дорийской, ахейской и минийской), другие, отвергая племенное различие спартанских царских фамилий, думают, что второй царь поставлен был во время политической борьбы для ограничения власти представителей старой династии Агиадов, следовательно, видят в этом факт, отчасти аналогичный тем изменениям, какие переживала царская власть и в других местах, например в Афинах (см. Архонты). Как бы то ни было, но несомненно, что двойственность царской власти привела к сильному ограничению ее значения. Мы имеем основания предположить наличность в С. сильной политической борьбы уже в VIII веке, а может быть и ранее. Отголоском ее является так называемая Ликургова [Ликурга нельзя считать исторической личностью, это вероятно героизированный бог света (Аполлон), которому спартанцы приписывали свое устройство (см. Ликург).] ретра: "Воздвигнувши храм Зевсу Селланийскому и Афине Селланийской, установивши деление на филы и обы, поставивши герусию из тридцати с архагетами (царями), время от времени созывать народное собрание (апеллу) между Бабикой и Кнакионом (по Гильберту, реки Энус и Тиаза), так вносить (в апеллу предложения) и отклонять (апелле не нравящиеся ей проекты), у народа же быть власти и силе". Ретра объяснялась очень различно. Гильберт видел в ней договор синойкизма, другие договор, запечатлевший ограничение царской власти аристократией, некоторые же вовсе не признают ретру документом и видят в ней лишь составленное поздно (около 400 г.) "изображение древнего государственного устройства С. в форме изречения оракула" (Э. Мейер). С последним взглядом нельзя согласиться, тем более что мы имеем еще древний пересказ этого документа в стихах. Автором последнего считается Тиртей, спартанский поэт VII в., принимавший участие во 2-ой Мессенской войне. Кажется, есть основание утверждать, что ретра и прибавка к ней Полидора и Феопомпа отражают борьбу между царской властью и народом, борьбу, сосредоточившуюся около вопроса о правах апеллы. На это указывает грамматическая форма ретры, в которой три главных предложения касаются народного собрания, а все предшествующие постановления изложены в форме придаточных предложений. Апеллы же касается и приписываемая царям Полидору и Феопомпу (героям 1-ой Мессенской войны) прибавка к ретре: "Если же народ примет кривое решение (буквально "криво выберет"), то геронтам и царям воспротивиться (т. е. отменить народное решение, которое они признают "кривым"). В ретре мы видим победу массы начинающих сознавать свою силу "όμοιοι", т. e. "равных" спартиатов. Но продолжительная внешняя борьба (с Мессенией) привела к усилению значения царей, являвшихся во время войны полновластными повелителями, и это усиление нашло себе выражение в прибавке к ретре, сделанной победоносными царями Полидором и Феопомпом. Тот же факт, т. е. борьбу между общиной равных и царской властью, отражает на себе и история важнейшего спартанского учреждения, эфората. Относительно происхождения эфората в древности преобладали два взгляда. По одному, создание его, как и всех спартанских учреждений, относилось к деятельности мудрого законодателя Ликурга, по другому, более достоверному, эфорат появился при царе Феопомпе во время Мессенской войны. Эфор сначала был, вероятно, один и назначался царями для замещения их в судебной деятельности. Это было необходимо вследствие увеличения государства и количества дел, а также вследствие продолжительного отсутствия царей во время войны. Эфоры были судьями в гражданских делах (уголовные разбирались геронтами) и имели право полицейского надзора. Постепенно эфорат освобождается от зависимости от царей и даже сам начинает подчинять себе царскую власть. С течением времени число эфоров увеличилось до 5 (они составляли коллегию), и выбирать их стала апелла. В эфорах, избираемых народом на короткий срок (на год) из всех граждан, можно видеть орган общины "равных". В качестве представителей спартиатской общины, эфоры выступают в известной клятве, которую они и цари приносили каждый месяц: "эфоры за город, а цари за себя" (см. Ксенофонт, "Лакедемонское устройство"); цари обещались править согласно с законами города, город же (т. е. эфоры от имени его) — сохранять в неприкосновенности царскую власть, если царь будет соблюдать свою клятву. Неизвестно время установления этой любопытной присяги, являющейся формальным договором между царями и общиной. Вообще, отдельные стадии в развитии эфората проследить невозможно, за недостатком данных в первоисточниках. Традиция приписывала особое значение в истории развития эфората эфорам Астеропу и Хилону. Хилон, относимый к числу "семи мудрецов", был первым эфором в 556—555 гг., но относительно его деятельности мы ничего не знаем, как и об Астеропе. Шаг за шагом расширяют эфоры свои полномочия. Они наблюдают за периэками и илотами и пользуются по отношению к ним правом жизни и смерти. К ним перешли очень важные функции по надзору за воспитанием молодежи, за соблюдением взрослыми требований того "порядка" жизни, который устанавливается в спартанской общине под влиянием усиливавшейся потребности в сильной военной организации. Они получили право налагать штрафы за проступки и привлекать в важных случаях к суду герусии, ведавшему уголовные дела. Они подчинили своему надзору все остальные власти, даже самих царей, которых они также стали привлекать к ответственности перед герусией и собой. Такое расширение полномочий эфоров можно объяснить, во-первых, тем, что за их спиной стояла община спартиатов, готовая поддержать их притязания против царской власти, так как все, что выигрывали эфоры, косвенно выигрывала выбиравшая их община. Таким образом эфорат является в эту эпоху учреждением, в известном смысле, демократическим. Конечно, слово "демократия" неприменимо к С., хотя, например, Низе в статье "К истории государственного устройства Лакедемона" (см. литературу) считает возможным утверждать, что С. была древнейшей демократией в Греции. Одинаковое воспитание, однообразный, для всех полноправных обязательный образ жизни, одинаковые обязанности и права (С. не знала ценза при замещении должностей) — все это, конечно, черты демократические. Но настоящей демократией С. не могла сделаться: спартиаты по отношению к массе населения составляли аристократию и стремились сохранить раз установившиеся, выгодные для них отношения между собой и этой массой. Уже поэтому они были консервативны. Они воспитывались в привычке к суровой дисциплине и прекрасно понимали значение ее для них самих, знали, что только ею они и сильны. Для развития личного начала в земледельческой, экономически отсталой С. не было тех благоприятных условий, которые были, например, в Афинах (см. речь Перикла, приведенную у Фукидида, кн. II, 35—46). Поэтому спартанская апелла не развивается, подобно воинской экклезии, а преобладающее значение в делах законодательства и управления сохраняется за состоящей из пожизненных членов герусией и за эфорами. Сама же апелла не имеет ни инициативы, ни права обсуждать вносимые в нее предложения, ни делать к ним поправки, она просто принимает или отвергает их. Одной из важнейших причин возвышения эфората было соперничество царствующих домов. Часто оно приводило к тому, что временно царская власть как бы парализовалась, так как цари могли осуществлять свои державные права лишь в том случае, если один из них не ставил препятствий распоряжениям другого. В случае же распри между царями, естественно, расширялось значение избранных представителей всей общины, эфоров. Как блюстители интересов общины, эфоры уже в VI в. вмешиваются даже в семейную жизнь царей, они заставляют, например, царя Анаксандрида развестись с бездетной женой. Но в эту эпоху они еще вынуждены в важных случаях постоянно опираться на авторитет герусии. Впрочем, и царская власть сохраняла пока громадное значение, особенно во внешних делах. Цари руководят внешними сношениями и имеют право самостоятельно объявлять войну, кому найдут нужным. Во время же похода царь является неограниченным повелителем, имеет право жизни и смерти.

Существование большого числа экономически обеспеченных "равных", с малолетства готовившихся к военной службе, давало С. профессиональных воинов, значительно превосходивших в качественном отношении простые ополчения других греческих государств, состоявших из людей, только на время войны оставлявших мирные занятия земледельца, купца или ремесленника. Аристотель (в "Политике") говорит, что число спартиатов в эпоху наибольшей силы С. принималось в десять тысяч, но сам он не высказывается категорически за эту цифру. Но хотя их было, вероятно, и меньше, все же они составляли очень значительную силу, которая дала С. возможность создать обширную политическую организацию и встать во главе ее. Со времени Второй Мессенской войны главными врагами С. являются Аргос и аркадяне, которые обнаруживают вражду к С., давая убежище мессенским беглецам. Но борьба в Аркадии (с Тегеей) шла сначала неудачно для С.: при царях Леоне и Агазикле, в первой половине VI века, спартанцы потерпели несколько поражений от поддерживаемых другими аркадянами тегеатов. В то же время С. вела борьбу с Аргосом и с жителями Пизатиды. Спартанцы помогли элейцам в продолжительной борьбе их с пизатами, и за это элейцы, вероятно, уже тогда признали гегемонию С. Затем, около 550 г., при царях Аристоне и Анаксандриде, лакедемоняне одержали наконец верх над Тегеей и заключили договор, по которому Тегея обязалась оказывать С. военную помощь, прогнать нашедших в ней убежище мессенцев и никого не казнить за дружбу со С. В следовавшие за тем десятилетия гегемонию С. признали почти все остальные аркадские общины (Мантинея, Орхомен и др.). Этим было положено прочное основание Пелопоннесскому союзу. С. принадлежала в нем гегемония, но все общие дела решались на сейме, состоявшем из представителей всех союзных государств. С. имела на сейме один голос, подобно другим государствам. С тех пор политическое влияние С. распространяется на все большее и большее пространство. Аргос по-прежнему держится враждебно, но Коринф, Эгина и Мегара вступают в союз со С. Благодаря этому она втягивается в очень сложные отношения к различным греческим государствам. Во многих из этих государств шла внутренняя социальная и политическая борьба, в которую часто приходилось вмешиваться и С. В таких случаях С. систематически поддерживает аристократическое устройство и становится опорой консерватизма. Союз с Коринфом и Эгиной вовлек С. в неудачную борьбу с Самосом (около 524 г.), а союз с Мегарой привел к соперничеству с Аттикой, которое стало с тех пор одним из важнейших явлений греческой политической жизни. Афинская консервативно-аристократическая партия завязывает тесные отношения со С. и получает оттуда помощь (см. Исагор). Но вскоре в Афинах верх взяла враждебная С. демократическая партия (см. Клисфен). Торгово-промышленные Афины, быстро шедшие по пути к полной демократизации, и консервативная земледельческо-дворянская С. расходятся все далее и далее. Греко-персидские войны (см.) соединили их на время в одном общем усилии, но затем они же привели к еще большему обострению отношений между ними. В начале борьбы с Персией гегемония принадлежала С., и она оказала важную услугу Греции и всему человечеству. Но ход борьбы с Персией ясно указывал на то, что для обеспечения своей независимости греки должны стать господами на море, а эта задача была не под силу земледельческой С. Создание афинской симмахии дало новую пищу соперничеству С. и Афин. Уже в середине V в. оно привело к вооруженному столкновению, заключенное тогда перемирие оказалось непродолжительным, и в 431 г. вспыхнула Пелопоннесская война (см.). Дальнейшую внешнюю историю С., историю ее отношений к другим греческим государствам и к Персии — см. Греция.

Победа над Афинами дорого стоила Спарте и объяснялась в значительной степени недовольством афинских союзников против Афин, ошибками афинян и помощью С. (особенно денежной) со стороны Персии. Ослабление сильнейшего противника С. нарушило политическое равновесие в Греции и привело самую С. к крайностям, вызвавшим против нее сильное недовольство. В Греции вновь завязалась борьба (см. Коринфская война). Ослабление С., бывшее следствием продолжительных войн и внутренних условий (о которых смотри ниже), привело вскоре к возвышению Фив. Борьба с ними сопровождалась тяжелыми последствиями для С.: Мессения была освобождена от власти С., продолжавшейся около трех с половиной столетий. Объем государства сразу уменьшился на одну треть, а между тем С. стали грозить затруднения еще со стороны Аркадии, где образовался обширный союз, во главе которого поставлен был Мегалополь. Несмотря на эти потери, С. считала себя достаточно сильной, чтобы отказать Македонии в признании ее гегемонии. Когда Филипп Македонский после битвы при Херонее образовал общегреческий союз и стал гегемоном греческих сил, С. не пожелала соединиться с ним. Тогда Филипп опустошил Лаконию и отнял у С. некоторые пограничные области; Кинурия и берег Аргосского залива до Заракса отошли к Аргосу, Денфелиатида — к Мессении, Скиритида и верховья Эврота — к Тегее и Мегалополю. Так границы С. сузились еще более. Вражда с Македонией привела к тому, что, когда Александр Великий двинулся на Восток, С. вступила в сношения с Персией. Между Македонией и С. началась война. Осенью 331 г. македонцы, под начальством Антипатра, разбили спартанское войско около Мегалополя, причем пал сам царь С. — Агис, сын Архидама, внук знаменитого Агезелая (см.). После смерти Александра начались бесконечные войны между его преемниками, тяжело отражавшиеся на Греции, господство над которой оспаривали чужеземцы. В это время С. видела свою задачу в том, чтобы сохранить свою свободу и по возможности не дать внешней силе прочно утвердить свою власть в Пелопоннесе. Проведение этой задачи сталкивало С. с Македонией. Борьба с ней несколько раз приводила к поражениям спартанцев. Так, Димитрий Полиоркет разбил царя Архидама IV (преемник Эвдамида, занимавшего престол после смерти Агиса) и вторгся в Лаконию. Впрочем, несмотря на поражения, С. сохраняла свободу и причиняла Македонии значительные затруднения. Так, С. удалось образовать против Антигона Гонаты и его союзников этолийцев обширный союз. Общая вражда к Пирру временно примирила С. с македонским царем, но после смерти Пирра борьба возобновилась, так как Антигон поддерживал пелопоннесских врагов С., а именно мегалопольцев, аргосцев и мессенцев. К союзу, созданному С., присоединились и Афины. В так называемой Хремонидовской войне спартанцы действовали против пелопоннесских союзников Антигона. В битве под Коринфом (265—264) погиб спартанский царь Арей (внук Клеомена II, сын Акротата). Такая же судьба постигла и его преемника Акротата, он пал при нападении на Мегалополь, а образованный спартанцами союз вскоре распался. Между тем в Пелопоннесе образовалась новая значительная политическая сила — Ахейский союз, с которой пришлось считаться Спарте.

Ослабление С., ясно сказавшееся в значительных территориальных потерях и в утрате прежнего политического влияния в Греции, прежде всего объясняется внутренними изменениями, совершавшимися в ней в течение V и IV веков. Целый ряд причин постепенно приводит в С. к разложению массы "равных". Разложение сказывается в образовании крайнего экономического неравенства среди спартиатов. Большая масса земли сосредоточивается в немногих руках, в то время как рядом с этим образуется масса необеспеченного и недовольного спартиатского пролетариата. Этот процесс совершается довольно быстро. Уже после греко-персидских войн долина Эврота и почти вся Мессения принадлежали (по вычислению Белоха, в его "Истории Греции") лишь полутора тысячам собственников, среди которых было известное число очень крупных, большинство же владело небольшими участками. В следующем столетии Аристотель (в "Политике") рисует такую картину экономического состояния С.: земля находится в руках немногих (είς όλίγους ήκεν ή χωρα), причем у одних ее очень много, у других совсем мало; около двух пятых всей земли принадлежат женщинам, ведущим роскошную и распущенную жизнь. Наконец, перед реформами Агиса IV и Клеомена III (в начале второй половины III века) в С. оставалось не более семисот спартиатов, в том числе лишь около сотни землевладельцев (не надо, впрочем, забывать, что пространство спартиатской области к тому времени значительно уменьшилось, благодаря потере Мессении, Кинурии и верховьев Эврота). В тесной связи с этим сосредоточением поземельной собственности замечается постоянное уменьшение числа полноправных граждан, обязанных военной службой: к 418 г. способных носить оружие было уже менее 5000 человек, а во времена Аристотеля лишь около тысячи, что заставляет спартанское правительство усиленно привлекать к военной службе периэков и даже илотов; приходилось массами освобождать последних и делать их гоплитами (неодамоды). Причинами концентрации землевладения в С. являются: естественное неравенство рождаемости в разных семьях, законодательные стеснения свободы распоряжения землей, отсутствие у спартиатов занятий, которые давали бы возможность накапливать запасные средства. Семья, в которой было много детей, беднела, не имея денег и возможности прикупить земли, и участки, дробясь, достигали таких размеров, что не могли уже прокормить всех членов семьи и дать совершеннолетним мужчинам возможность делать взносы на сисситии. Рождаемость среди таких экономически необеспеченных семей, затем, неизбежно уменьшалась. С другой стороны, иногда два и более участка сливались: единственный владелец участка, вступая в брак с дочерью-наследницей, соединял в своих руках два участка и т. д. Закон Эпитадея еще более облегчил этот процесс, после его издания появилась возможность давать дочерям земельное приданое при жизни отца и при существовании братьев. Под видом дарения он дал даже возможность продавать земельные участки. Далее, сосредоточению участков в значительной степени помогали войны, в которых гибло множество спартиатской мужской молодежи, что, конечно, учащало случаи единонаследия и женского наследования. Затем, широкая внешняя политика С. и ее политическое господство в значительной части Греции в V и IV вв. косвенно приводили к тому же, сосредоточивая в С. большие денежные капиталы. При том положении, которое С. занимала тогда в Греции, она не могла удержать у себя преобладание натурального хозяйства и неизбежно перешла к денежному. Посылки больших армий и флотов и содержание их подолгу вне родины создали нужду в деньгах для спартанского правительства, прежние стеснительные постановления о деньгах потеряли всякий смысл. Деньги в громадном количестве притекали в С. в виде персидских субсидий, военной добычи (особенно много ее доставил Лизандр), в виде взяток спартанским царям, эфорам, гармостам. Затем, капиталы образовывались у крупных землевладельцев от продажи продуктов земледелия и скотоводства. Эти капиталы сосредоточивались в руках того же класса, который имел в своих руках и землю. Земледельческая знать часто помещала деньги в землю, приобретала новые участки, заводила на них крупное хозяйство, давала деньги взаймы и усиливала свое экономическое, а вместе с тем и политическое влияние. При новых условиях стало невозможным сохранение старого спартанского, так называемого "ликурговского" порядка жизни: он был неприятен богатым, а у бедняков не было средств для предписываемой им жизни. Образование значительных состояний естественно привело к развитию в С. роскоши. В роскоши стали жить представители знати и во главе их сами цари, особенно же женщины; как мы видели выше, уже Аристотель жалуется на роскошь спартанских женщин. Тогда сисситии обратились в пиры богачей, ничуть не напоминавшие прежней простоты. Но рядом с классом богатых в С. стоит толпа бедных спартиатов, "меньших" (ύπομείονες), т. е. спартиатов по рождению, которые лишились гражданского полноправия вследствие экономической слабости, невозможности отбывать государственные повинности и участвовать в сисситиях. Многие из них живут в имениях богачей, занимаясь прежде запрещенным спартанцам ручным трудом. Другие поступают в наемники. В С. усиленно развивается наемничество, на Тенароне всегда много лиц, готовых за деньги служить кому угодно, и персидскому царю, и карфагенянам, и самой С., которая является вынужденной для поддержания боевой силы прибегать также и к этому средству. Толпа обездоленных бедняков представляет опасный горючий материал, она дожидается лишь удобного случая для переворота, который бы изменил существующий порядок в её пользу. Уже в начале IV в. Кинадон делает попытку такого переворота, но она кончилась неудачей и казнью Кинадона и его приверженцев.

Указанные глубокие экономические и социальные изменения сопровождались в С. важными политическими последствиями: С. все более и более теряет демократический оттенок, который замечается в ней в VI в. и становится не только аристократией, но настоящей олигархией. Государственная власть все более сосредоточивается в руках наиболее сильного экономически класса. Герусия и особенно эфорат становятся орудиями этого класса. Значение эфората быстро развивается с V в. Уже Павзаний (см.), победитель при Платеях, чтобы усилить царскую власть замышляет переворот и для достижения успеха пытается опереться на илотов. Но его замысел был открыт эфорами, Павзаний погиб и выгоду из этого факта извлекли те же эфоры. Были еще случаи столкновений между эфоратом и царской властью в эту эпоху (например, Павсаний II, см.). Все они кончались торжеством эфоров. Первенствующее значение эфората нашло видимое выражение в установившемся в С. обычае обозначать год именем первого эфора. Эфоры усиливают надзор над царями и начинают опираться в борьбе с ними на религию: они присвоили право по звездам судить о том, хорошо ли управляют цари, и в случае неудовлетворительного для царей исхода наблюдения эфоры исследовали их поступки и привлекали их к суду, причем осуждение сопровождалось для царя потерей