Причина

Определение "Причина" в словаре Брокгауза и Ефрона

Причина (αιτία, causa, Ursache) — требуемое логически условие всего бывающего, или то, без чего, по предположению нашего разума, данный факт не может произойти, а при наличности чего он происходит с необходимостью. Только такое общее и бессодержательное определение может обнять все многоразличные значения, в которых принималось слово П. Еще неоплатонический философ Прокл (в своем комментарии к Платонову Тимею) насчитывает у одного Платона 64 различных понятия о П., а у Аристотеля — 48. Это число можно сократить до двух основных понятий П. у Платона и до четырех — у Аристотеля. Первый различает νους от ανάγκη, т. е. намеренное действие ума по идее блага (то, что мы называем целесообразностью) от слепого и рокового действия вещественных элементов (то, что мы называем механической причинностью). Аристотель в первой книге "Метафизики" дал свое учение о 4-х П., или началах, усвоенное средневековой схоластикой, но доселе еще не исчерпанное философским мышлением. Ища П. вещей или явлений, наш ум ставит не один, а четыре различных вопроса, и только при определенном ответе на все четыре мы получаем полное понятие искомой П., могущее окончательно удовлетворить требования мысли по данному предмету. Во-первых, мы спрашиваем, из чего происходит данный факт, составляется данный предмет; это есть вопрос о материи, или материальной П. того, что дано (ΰλη, causa materialis). Во-вторых, спрашивается, от чего или чьим действием произведена данная действительность; это есть вопрос о производящей П., или о "начале движения" (αρχή της κινήσεως, causa efficiens). В-третьих, спрашивается, почему или сообразно чему данный предмет есть то, что он есть; это вопрос о специфической идее, об образующей форме, или формальной П. (είδος, causa formalis). В-четвертых, спрашивается, к чему, для, или ради чего нечто происходит или существует — вопрос о цели, или конечной П. (τέλος ου ενεκα, causa finalis). Аристотель характеризует бывшие до него в Греции метафизические системы тем, что они объясняли мир с точки зрения одного или двух видов причинности, пренебрегая прочими, в чем и состоял их главный недостаток. Так, ионийские "физиологи" искали только материальную причину всех явлений, причем одни полагали ее в одной стихии, другие — в другой; пифагорейцы остановились на формальной П., которую они находили в арифметических и геометрических определениях; Эмпедокл и Анаксагор к материальным стихиям ионийцев присоединили производящую П., которую первый находил в противоборствующем действии дружественного притяжения и враждебного отталкивания, а второй — в зиждительном действии космического ума; Платон, ища, как и пифагорейцы, формальной П. всего существующего, находил ее в идеях, причем он, по не совсем справедливому мнению Аристотеля, оставлял без рассмотрения как производящую, так и конечную причинность. Обращение исключительного или преобладающего внимания на один вид причинности в ущерб прочим может быть указано как основная погрешность и новейших философских систем. Так, германский идеализм, в особенности гегельянство, более, чем платонизм, подлежит упреку за то, что формальная причинность саморазвивающегося понятия поглотила здесь все другие, не менее законные, точки зрения, а в метафизике Шопенгауэра все высшие требования ума отстранены всевластием слепой Воли, бессодержательно, бесформенно и бесцельно производящей П. С другой стороны, философская мысль не могла бы удовлетвориться и такой системой, которая, исследуя все существующее равномерно по всем четырем видам причинности, оставляла бы эти различные точки зрения без внутренней связи и окончательного единства. Учение Аристотеля о 4 П., или началах, разработанное в его школе (см. Перипатетики), а также у новоплатоников (см.) и перешедшее в патриотическую и схоластическую философию, получило некоторые осложнения. Стали различать первые П. от вторых, или ближайших (causae secundae seu proximae), явились П. посредствующие (causae mediae), П. орудные (causae instrumentales), П. сопутствующие или сопровождающие (causae concomitantes, у Платона συναιτίαι). При таком обогащении терминологии средневековая мысль не останавливалась равномерно на всех четырех точках зрения, установленных Аристотелем. К центральной идее — Божеству — применялось преимущественно понятие первой производящей П. (всемогущий Творец), а также П. конечной, или цели (абсолютное совершенство, верховное благо); П. формальная оставалась здесь сравнительно в тени, а П. материальная вовсе исключалась, так как и для философии признавалось обязательным богословское положение о сотворении мира из ничего, хотя это положение не есть какое-нибудь объяснение, а только требование отказаться от всяких объяснений. Новая философия по отношению к П. характеризуется трояким стремлением: 1) по возможности сузить круг прямого действия первой производящей П., не обращаясь к ее единичным и непосредственным актам для объяснения определенных вещей и явлений в мире; 2) устранить изыскание конечных П., или целей, из объяснений природы; 3) исследовать происхождение и значение самого понятия П., в особенности П. производящей. В первом отношении замечательна попытка Декарта ограничить творчество Божие одним актом создания материи, из которой действительное мироздание объясняется уже всецело механическим путем, причем, однако, картезианский дуализм между духом и материей, душой и телом заставил некоторых представителей этой школы прибегать к Высшему существу для объяснения взаимной зависимости физических и психических явлений (см. Гейлинкс, Мальбранш, Окказионализм, Спиноза). Во втором отношении во главе противников телеологии стоял Бэкон, выразивший сущность своей мысли в знаменитом афоризме, что конечные П. (в которых предполагалось узнавать намерения Божии относительно того или другого создания) "подобны девам, посвященным Богу: они бесплодны". В третьем отношении анализ П. производящей представляет три историко-философских момента, обозначаемые именами Юма, Канта и Мэн-де-Бирана. Исследуя понятие П. на почве наблюдаемых явлений, Юм пришел к заключению, что этим понятием выражается только постоянная связь двух явлений, из которых одно неизменно предшествует другому; в таком взгляде просто отрицается самое понятие П., которое, однако, уже в общем сознании различается и противопоставляется простой временной последовательности: их смешение (post hoc = propter hoc) признается элементарной логической ошибкой, тогда как по Юму propter hoc всецело исчерпывается постоянно наблюдаемым post hoc. Юм при всем своем остроумии не мог убедительно опровергнуть бросающиеся в глаза возражения против его взгляда, каково, например, то, что научно признанная П. дня и ночи — суточное вращение Земли вокруг своей оси, заставляющее ее попеременно обращаться к Солнцу той или другой стороной, — должна бы быть, по взгляду Юма, наблюдаемым явлением, постоянно предшествующим дню и ночи, тогда как на самом деле это вращение вовсе не есть наблюдаемое явление, а умственный вывод из астрономических данных, да и никакой последовательности или преемственности во времени между П. и следствием здесь не имеется, — так что более согласно с точкой зрения Юма было бы признавать причиной дня — предыдущую ночь, причиной ночи — предыдущий день. Вообще, рассуждение Юма несомненно доказывает, что на почве наблюдаемых явлений внешнего мира понятие причины не может быть найдено (см. Юм). Убедившись в этом и сознавая, вместе с тем, основное значение этого понятия для всякой науки, Кант начал свои критические исследования о природе нашего познания, в результате которых причинность вместе с другими основами нашей познавательной деятельности была признана априорным условием этой деятельности, или категорией чистого рассудка (см. Кант). Этим ограждалось общее самостоятельное значение причинной связи, но не определялась ее собственная сущность. Французский философ Мэн-де-Биран (см.) пытался подойти к ней на почве внутреннего психологического опыта. Понятие П., на его взгляд, дано в сознании волевого усилия, которым наше я открывает всякую свою деятельность; этот внутренне нам известный основной акт по аналогии приписывается и существам вне нас. Воззрение Мэна-де-Бирана в некоторых пунктах совпадает с идеями его немецких современников, Фихте (см.) и Шопенгауэра (см.). Главный недостаток этого воззрения состоит в отсутствии доказательств того, что наша воля есть подлинная П. наших действий; с уверенностью утверждать можно здесь лишь то, что наша воля некоторым образом участвует в произведении некоторых из наших действий (именно тех, которые могут нам вменяться), или, другими словами, что подлинная П. наших действий в известных случаях связана с нашей волей; но этот несомненный факт еще не дает сам по себе никаких указаний ни на существо этой предполагаемой П., ни на характер ее связи с нашей волей, ни на природу причинности как таковой. Вообще, вся работа новейшей философской мысли по вопросу о причинности страдает двумя главными недостатками: 1) отделение П. производящей от трех остальных видов причинности, допустимое и даже неизбежное как предварительный методологический прием, остается окончательной точкой зрения исследователя, вследствие чего и результаты исследования необходимо получают крайне схоластический характер и лишены действительного философского содержания и интереса; 2) связь между реальной причинностью и ее истинным корнем в логическом законе, или принцип достаточного основания, остается окончательно не выясненной; отношение частных и единичных П. к универсальной П. всего существующего остается недостаточно определенным, вследствие чего все новейшие философемы, в которые входит понятие П., имеют или слишком общий и отвлеченный, или слишком отрывочный характер. Выяснением и устранением этих недостатков обусловлена дальнейшая задача философии по данному вопросу (см. Свобода воли, Фатализм, Философия, Этика).

Вл. Соловьев.