БНБ "БРОКГАУЗ И ЕФРОН" (121188) - Photogallery - Естественные науки - Математика - Технология
|
Переселения крестьян в РоссииОпределение "Переселения крестьян в России" в словаре Брокгауза и ЕфронаПереселения крестьян в России (см. Население, Иммиграция и Эмиграция) — Слово "переселения", приблизительно однозначащее с немецким выражением innere Kolonisation, обозначает передвижения земледельческого населения внутри границ государства с целью поселения в новых, необитаемых или малообитаемых странах. Развитие П. является характерной особенностью России: в Западной Европе колонизация имеет характер эмиграции — выселения, которой в других частях света соответствует иммиграция, т. е. вселение европейских эмигрантов. Некоторую аналогию русским переселениям представляет в Европе только прусская innere Kolonisation — правительственное П., организованное в видах усиления немецкого элемента в польских провинциях прусского королевства; но эта колонизация по своим размерам не может идти ни в какое сравнение с русским П.; в параллель последнему можно поставить скорее движение населения из восточных штатов Североамериканского союза в западные — явление, аналогичное по общему характеру и еще более грандиозное по размерам. Дать исчерпывающую картину русского П. и русской переселенческой политики невозможно, во-первых, потому, что движение это до недавнего времени не подвергалось точному учету, во-вторых, потому, что значительная часть относящихся к вопросу данных заключается в документах, не опубликованных во всеобщее сведение.
Еще князем Васильчиковым были намечены три района выселения: первый — малоземельная черноземная область, имеющая центром Курскую и Харьковскую губернию, с густым населением, преобладанием поместного элемента и трехпольем без навозного удобрения; второй — Малороссия и Юго-Западный край, где сильное развитие поместного элемента и оптовых аренд и распространенность табачных и свекловичных плантаций довели арендные цены до размеров, недоступных для крестьян; третий — средневолжские губернии, где значительная часть населения получила даровой четвертной надел, совершенно не обеспечивающий потребностей крестьян. К сходным результатам привела недавняя попытка теоретического определения районов выселения, сделанная в изданном канцелярией комитета министров в 1894 г. "Своде статистич. материалов" (введение); здесь сопоставляется численность наличного рабочего населения с потребностью в рабочих руках для земледелия и других отраслей промышленности, и избыток в рабочих, вызывающий П., оказывается по губерниям: Приволжским (Казанской, Нижегородской, Симбирской) — 60000 человек, северным черноземным (Пензенской, Орловской, Тамбовской, Черниговской, Рязанской, Тульской, Курской) — 200000, средним черноземным (Воронежской, Харьковской, Полтавской) — 400000, юго-западным (Волынской, Подольской, Киевской) — 130000 человек. Действительный ход П., однако, лишь отчасти соответствует этим теоретическим соображениям. Так, из 67041 переселенческих семей, зарегистрованных за 7 лет (1887—93) на границах Сибири, оказалось выходцев из губерний:
Сверх того, три губернии (Орловская, Симбирская, Нижегородская) были представлены более нежели тысячей дворов каждая, четыре (Донская область, губернии Уфимская, Екатеринославская, Оренбургская) — от 500 до 1000, десять губерний — от 100 до 500 дворов, 14 губерний — менее нежели сотней дворов каждая. На Томском переселенческом пункте за десятилетие с 1884 по 1893 гг. было зарегистрировано 50416 семей, причем первые одиннадцать мест занимают следующие губернии: Курская (7769 сем.), Тамбовская (4140), Полтавская (2164), Вятская (2116), Пермская (1844), Воронежская (1419), Черниговская (1198), Самарская (1135), Харьковская (1079), Казанская (1002), Тобольская (892). При регистрации переселенцев, произведенной в Алтайском горном округе (за последние 12—15 лет привлекавшем особенно значительные массы переселенцев), наибольшее число душ дали губернии:
Таким образом, переселенцев выпускают не одни только местности, страдающие малоземельем или избытком рабочих рук, но и такие губернии, как Вятская, Пермская, Тобольская, Самарская, Оренбургская, Уфимская и др., где количество земли, казалось бы, превышает потребности наличного населения и земледелие страдает скорее от недостатка рабочих рук; некоторые из названных губерний (напр. Самарская) привлекают отхожих рабочих, и все они (кроме Вятской и Пермской) притягивают переселенцев в размерах, иногда превышающих размеры выселения из них в другие местности. Такой одновременный прилив переселенцев и отлив коренного населения не есть новое явление. Работы земских статистиков дают указания на то, что П. из Рязанской и Курской губерний началось еще в первой трети настоящего столетия, когда колонизация этих губерний еще не была вполне завершена; в новороссийских губерниях, по данным губернаторских отчетов за 7 0 -ые годы, вновь водворились до 50 тысяч душ, а выселилось до 35 тысяч; в губерниях Самарской и Астраханской за то же десятилетие водворилось до 14 тысяч душ, а выселилось до 18 тысяч душ; наконец, Уфимская и Оренбургская губернии, принявшие в 70-х годах около 118000 душ переселенцев, за то же время отпустили на "новые места" до 36 тысяч душ. В настоящее время выселение охватывает два крупных района: один — малоземельный, обнимающий всю черноземную нестепную область и протянувшийся на северо-восток до поворота Волги, и другой — в общем богатый землей, обнимающий восточные и особенно северо-восточные губернии Европейской России и прилегающую к ним Тобольскую. Существенная разница в смысле обеспеченности населения землей заставляет думать, что причины переселений для того и другого района должны быть различны. Основную причину выселений из среднерусского района все исследователи вопроса, начиная с князя Васильчикова, усматривают в малоземелье: в недостаточности земельных наделов, в тяжелых условиях арендования помещичьих земель, в неудобной конфигурации дач, отведенных крестьянам при освобождении из крепостной зависимости, и т. п. Для таких местностей, как Вятская, Пермская, Тобольская губернии с наделами в 8, 10, 11, 15 и более десятин на душу, причина, вызывающая П., усматривалась в кризисе крестьянского землевладения и земледелия — в необходимости перейти от захватных форм пользования землей и от первобытных подсечной и переложной систем земледелия к душевому пользованию землей и трехпольному хозяйству с унавоживанием полей. Некоторые исследователи (напр. Гурвич) прямо противополагают Среднерусский район Восточно-Русскому: в первом они считают выселение выходом из крайне ненормального экономического положения, во втором — проявлением народного культурного консерватизма, побуждающего крестьян крепко держаться привычных способов ведения хозяйства. Такое противоположение, однако, едва ли правильно. Последней причиной культурного кризиса в восточных губерниях является все-таки сгущение населения и недостаток земли (конечно — относительный), не позволяющий крестьянам оставаться при прежней экстенсивной культуре; с другой стороны, об абсолютном безземелье и малоземелье как причине выселений и для Среднерусского района можно говорить лишь в меньшинстве случаев (напр. для безземельных крестьян, для крестьян с даровым наделом, для четвертных и подворных владельцев с минимальными участками). В большинстве случаев крестьянин средней полосы мог бы существовать на своем наделе, если бы от пестрополья или трехполья без навоза перешел к трехполью с удобрением или недостаток в естественных покосах и выгонах возместил бы культурой кормовых трав. И здесь, таким образом, дело в назревшей необходимости изменить систему хозяйства, непригодную при данной густоте населения; местные исследования (напр., по Рязанской губ.) прямо показывают, что П. растет именно там, где крестьянство переживает критический момент замены пестрополья трехпольем и т. п., а по миновании этого кризиса опять останавливаются. Таким образом П. и в том, и в другом районе является результатом относительного малоземелья и кризиса в системе полеводства: данная густота населения требует перехода к более интенсивной культуре, но переход задерживается культурными и экономическими условиями и инертностью крестьянина. Рядом с этой основной причиной несомненно играет роль по отношению к известным группам переселенцев и абсолютная нужда в земле. В отдельных случаях действие этих общих причин — абсолютного и относительного малоземелья — обостряется односторонним составом угодий (отсутствием или недостатком покосов, выгонов, леса), плохим качеством почвы или влиянием песков, оврагов и т. п., неудобной конфигурацией или чересполосностью наделов (особенно у бывших помещичьих крестьян), дальностью пашен, не позволяющей их унавоживать и т. д. На фоне, образуемом этими причинами, действует целый ряд второстепенных обстоятельств, иногда дающих только последний толчок уже назревшему выселению. Такое значение имеют в особенности неурожаи (каждый неурожайный год сопровождается резким увеличением числа переселенцев), затем пожары, наводнения и т. п.; разные обстоятельства, затрудняющие арендование земли или сокращающие заработки; передел, лишивший часть домохозяев состоявшей ранее в их пользовании земли, или распри из-за передела, от которых дома "житья не стало". Есть, далее, известные группы переселенцев, вовсе не страдавших от недостатка в земле в указанном выше смысле, а оставляющих родину для того, чтобы где-нибудь полнее на просторе развернуть рабочие силы семьи или найти выгодное применение для своего капитала. Иногда П. из известной местности принимает стихийный, стадный характер — и тогда снимаются с места вместе с действительно нуждающимися в переселении сотни и тысячи таких крестьян, для которых последнее не вызывается разумной необходимостью. Большое влияние имеют выдаваемые переселенцам ссуды и другие виды правительственной помощи, слухи о которых проникают в крестьянскую среду в крайне преувеличенном виде: так, преувеличенными слухами о помощи, оказываемой переселенцам на средства комитета Сибирской железной дороги, в значительной мере объясняются огромные размеры, которых достигло сибирское П. в 1896 г. Наконец, нельзя не остановиться еще на обстоятельстве, в котором некоторые склонны видеть чуть не основную причину П.: на свойственных будто бы русскому крестьянину бродячих инстинктах и отсутствии у него крепкой связи с землей и деревней. В такой общей формулировке этот взгляд не имеет за себя никаких доказательств и отвергается почти всеми писателями и исследователями переселенческого вопроса; но вторичное П. (см. ниже) может быть отчасти объяснено тем, что крестьянин, переселившись и порвав связь с родиной, не привязывается достаточно крепко к "новому месту".
Главную массу выселяющихся составляют, по-видимому, бывшие государственные крестьяне; так, по данным томского переселенческого пункта за 10 лет прошло бывших государственных крестьян 10078 семей, бывших помещичьих 5489, казаков, бывших удельных, мещан 2524; в неалтайских поселках Томской губернии зарегистрировано бывших государственных 2121, бывших помещичьих 1850, бывших удельных 170 семей. До известной стенени это объясняется участием в П. северо-восточных губерний, где вовсе нет или очень мало помещичьих крестьян. Но преобладание бывших государственных крестьян замечается и между переселенцами из средних губерний; так, по данным земских исследований, выселилось:
Такое усиленное выселение бывших государственных крестьян — результат большого процента прироста населения, менее развитых (вследствие отдаленности от частных имений) местных заработков, меньшей возможности арендования вненадельной пашни, большей (у четвертных) неравномерности в распределении земли, наконец, еще не утратившего своей остроты сельскохозяйственного кризиса. С другой стороны, государственным крестьянам легче собраться на переселение вследствие меньшей обремененности платежами надельной земли и большей, сравнительно с бывшими помещичьими, состоятельности. "Нужда, вызывая движение, вместе с тем и задерживает его" (В. Н. Григорьев); чтобы пуститься на П., нужно, вообще говоря, иметь средства по меньшей мере на путевые расходы и хоть отчасти — на первое обзаведение на "новом месте"; невозможность собрать такие средства нередко удерживает от П. наиболее нуждающихся в нем домохозяев. Немало переселенцев пускается в путь без всяких средств, в расчете на "Христово имя", бесплатные проезды и казенные пособия; но главную массу составляют семьи, имевшие возможность собрать некоторые средства. Так, по данным В. Н. Григорьева, из рязанских переселенцев только 21% пустились в путь, имея денег не свыше 50 руб. на семью; 38% имели от 50 до 150 руб., 22% — от 150 до 300, 16% — от 300 до 800, 3% — свыше 800 руб. каждая. По регистрации г. Чудновского, в алтайских поселках взяли из дому: менее 60 руб. — 16,7 % общего числа семей, от 50 до 100 — 17,7%, от 100 до 200 — 25,5%, от 200 до 400 — 24,1%, свыше 400 руб. — 16,1%. В неалтайских поселках Томской губернии переселенцы распределялись по тем же группам так: 24,2%, 26,3%, 27,3%, 16,8%, 5,4%. Главное ядро переселенческого движения составляет средняя по размерам средств группа. Эти средства получаются почти исключительно от ликвидации имущества, с прибавлением сумм, выручаемых от продажи подворных участков, а иногда и от сдачи душевых наделов. Отсюда ясно, что среди переселенцев должны преобладать не бесхозяйные, а сравнительно более состоятельные, средние по размерам хозяйства элементы. В этом отношении в доказаниях источников замечается некоторое разноречие: по данным, собиравшимся "на новых местах", в Сибири, "преобладающим элементом в современном переселенческом движении следует считать крестьян "среднего достатка", а "беднейшие крестьяне составляют среди переселенцев меньшинство" (Гурвич). Сопоставление данных о благосостоянии на родине переселенцев неалтайских поселков Томской губернии с аналогичными средними цифрами по 22 губерниям, исследованным земствами, дает следующие результаты:
т. е. средние цифры скота вполне совпадают, а процент слабых дворов среди переселенцев даже ниже, чем для всего населения. Напротив, по исследованиям, произведенным на местах выхода, в Курской и Рязанской губерниях, "хозяйственная сила переселенческих дворов всегда ниже по сравнению с силой наличных хозяйств" (В. Н. Григорьев). В Рязанской губернии, например, в среднем на двор приходится голов крупного скота у переселенцев 2,2 у наличного населения — 2,8. Противоречие это объясняется тем, что в Сибирь ввиду ее отдаленности и большей стоимости пути решаются идти лишь сравнительно состоятельные переселенцы, самые же бедные направляются в менее отдаленные местности. По данным курской статистики, в среднем на семью взяли с собой денег: отправившиеся в Сибирь — по 143 руб., в Новороссийские и Малороссийские губернии — 68 и 84 руб., в Предкавказье и Заволжский край — 38 и 32 руб., в Донщину и Таврию — 24 руб. При этом размеры хозяйства дворов, ушедших в Сибирь, были не только не ниже, но даже заметно благоприятнее, нежели для всего наличного населения Курской губернии. Размер имеющихся средств не только предопределяет собой до известной степени намерения переселенцев (так, например, среди отправляющихся морем в Южно-Уссурийский край бедных крестьян нет вовсе), но рассортировывает переселенцев и иным способом: беднейшие семьи, собравшиеся на дальнее П., нередко, издержав все средства, оседают где-либо в менее отдаленных местах. Так, из шедших в Сибирь десятки тысяч беднейших семей осели в Уфимско-Оренбургском крае, из шедших на Амур тысячи остались в Тобольской и Томской губерниях. Стремление переселяться в известные районы вызывается сначала разнообразными обстоятельствами, особенно значением отхожих заработков; направлением последних определилось, например, движение из средних губерний в Заволжские и Черноморские степи, из Вятского края — в разные местности Сибири и т. п. Нередко первоначальный толчок движению дает захожий богомолец, письмо сосланного земляка, статья газеты и т. п. Раз начавшееся движение в определенный край поддерживается затем письмами ушедших; очень многие довольствуются сведениями, которые можно извлечь из писем; другие посылают ходоков, снаряжаемых иногда от целых обществ или артелей переселенцев, а иногда идущих на собственный счет и страх; наконец, массы переселенцев идут "на новые места" на основании слухов или рассказов — идут либо на авось, либо руководствуясь указаниями, помещавшимися ранее в проходных документах. По производившейся в разных местностях Сибири регистрации, на основании разведок ходоков шло около 1/5 части всех переселенцев, от 1/3 до 2/3 шло по письмам, остальные — по слухам и вообще без сколько-нибудь точных сведений и определенного направления. Но и письма, и ходоки лишь редко давали достаточно полные, верные и определенные сведения: в письмах "новые места" рисовались нередко в слишком благоприятном свете; ходоки — не говоря уже о случаях прямой недобросовестности — при громадности Сибири и разнообразии ее естественных условий лишь редко могли как следует ориентироваться; в результате — частое разочарование переселившихся. Затем и среди населения, по-видимому, ослабевает доверие как к письмам, так и к сообщениям ходоков, и все более распространяется семейное ходачество — разведки, производимые отдельной семьей через одного из ее членов, за собственный счет и страх. Отношение законодательства и администрации к крестьянским П. характеризуется постоянными колебаниями. В дореформенное время П. помещичьих, а также и удельных крестьян могло происходить только по произволу владельцев. Зато П. государственных крестьян, организованное на основании правил 1843 г. (24—83 ст. Устава о благоустр. в каз. сел.), было поставлено весьма широко и имело характер общегосударственной меры: по идее графа Киселева, П. являлись средством как для поднятия благосостояния тех крестьян, которым становилось тесно на надельных землях, так и для заселения многоземельных окраин и более правильного размещения населения. Поэтому П. допускалось только из малоземельных местностей, где угодий приходилось менее 5 десятин на душу, и притом в таком лишь числе душ, чтобы разредить население до указанного отношения к земельному наделу. Для водворения назначались местности, где по расчету на душу было: в степной полосе — более 15, в нестепной — более 8 десятин; здесь заранее отводились для водворения переселенцев участки от 4 до 5 тыс. десятин каждый. Во время следования переселенцев правительственные органы доставляли им продовольствие, устраняли затруднения и заботились о заболевающих, на местах же водворения для них заранее заготовлялись хлеб, сено, рабочий скот и земледельческие орудия, a также отпускались лес на постройки и денежное пособие в размере от 10 до 60 руб. на семью; кроме того, переселенцам предоставлялись 6-летняя льгота от воинского постоя, 4-летняя полная и 4-летняя половинная льгота от податей, сложение всех недоимок, а на три набора они освобождались и от рекрутской повинности. С 1831 по 1866 гг. было переселено на этих основаниях до 320000 душ; в отдельные годы (напр. 1856 и 18 5 7) число переселенцев доходило до 28 тысяч. Направлялись переселенцы вначале в нынешние Воронежскую, Харьковскую, Тамбовскую губернии, затем в Саратовскую, Оренбургскую (с нынешними Уфимской и Самарской), Астраханскую и на Северный Кавказ, в 50-х гг. — в губернии Тобольскую, Томскую и Енисейскую (в одном 1854 г. в Тобольской и Томской губерниях было приписано 19 тысяч душ). Постановления Устава о благоустр. в казенных сел. и министерские распоряжения входили во все детали устройства переселенцев и старались оградить их от всяких неблагоприятных случайностей. Данные, собранные уже в 80-х гг., позволяют думать, что дело было, в общем, хорошо поставлено: огромное большинство основанных в то время поселений достигло высокого благосостояния, и старики с благодарностью вспоминают об окружавшей их при П. заботливости. Однако констатированы и неудачи — селения бедствующие и даже совершенно распавшиеся, главным образом вследствие неудачного выбора мест водворения. Рядом с организованным П. шло и самовольное, иногда достигавшее крупних размеров; так, из Тамбовской губернии с 1838 по 1846 гг. самовольно выселилось 7876 душ, из Полтавской, с 1840 по 1847 гг. — 2180 душ, и большинство самовольных переселенцев также приписывалось и наделялось землей по месту нового водворения. Положение 19-го февраля 1861 г. вовсе не говорит о переселении; оно определяет лишь условия и порядок увольнения из обществ и перечисление отдельных домохозяев. Только некоторым категориям сельских обывателей (крестьянам мелкопоместных владельцев, безземельным батракам инфлянтских уездов, отставным солдатам и др.) даны были особые льготы по водворению на свободных казенных землях, а бывшим государственным крестьянам в момент предъявления владенной записи предоставлено было при крайней недостаточности и неудобствах землевладения ходатайствовать о П. на свободные казенные земли другой местности. По свидетельству Ф. Г. Тернера, умолчание о П. вытекало как из того общего взгляда, что крестьяне, освобожденные от личной зависимости, не будут нуждаться в правительственной опеке и в случае недостаточности надела найдут себе заработок у помещиков, так и главным образом из "неблагоприятного для переселенческого движения настроения общественного мнения" и в частности — землевладельческих кругов и высших сфер общества: опасались, "что крестьяне, получив свободу, массами станут бродить по всей России", что "при значительном развитии П. трудность добывать рабочих еще усилится, а вместе с тем землевладельцы потеряют и съемщиков на землю и таким образом лишатся единственной остававшейся еще в их руках верной статьи дохода". Между тем переселение, ставшее самовольным, нелегальным, не прекращалось: к концу 70-х годов число переселенцев в Уфимской и Оренбургской губерниях превысило 100 тысяч душ, а к началу 80-х годов годичная цифра переселенцев, по далеко неполным официальным данным, достигла 40 тысяч; переселенцы оседали в Новороссии, в Оренбургском крае, на Кавказе и в Сибири, приписываясь к обществам старожилов или проживая без всякой приписки. Движение это не могло не обратить на себя внимание правительства. В 60-х и 70-х гг. последовал ряд сепаратных распоряжений и узаконений, допускавших водворение в Оренбургском крае (см. ниже), а 9 ноября 1876 г. последовал закон о перечислении всех переселенцев, ранее водворившихся в Тобольской и Томской губерниях, с переводом на них казенных недоимок и с рассрочкой уплаты последних на 4 года. Самовольное переселение продолжалось и после 1876 г.; за время с 1876 по 1881 гг. поступило около тысячи прошений об отводе казенной земли под П., но прошения эти, за немногими исключениями, не были удовлетворены "по отсутствию на то законных оснований". Ввиду этих обстоятельств правительство решается вновь принять активное участие в направлении переселенческого дела. 10 июля 1881 г. министрам внутренних дел и государственных имуществ предоставлено было разрешать впредь до издания закона о П. ходатайства о выселении лиц, хотя и не имеющих на то права по действующему закону, но экономическое положение которых к тому вынуждает, с переводом на них недоимок и рассрочкой как последних, так и текущих поземельных платежей; переселенцам дозволялось отводить землю как из ранее образованных, так и из вновь образуемых участков (последнее — только в многоземельных губерниях Европейской России) на сроки от 6 до 12 лет в размере не свыше 8 десятин на душу и с обложением сообразно с действительным доходом, получавшимся казной с этих земель до водворения переселенцев. Одновременно с этим впервые создано было специальное местное учреждение — переселенческая контора в Батраках, впоследствии переведенная в Сызрань. В том же 1881 г. приступлено было к выработке коренного закона о крестьянских П. Проект закона был первоначально составлен комиссией под председательством П. П. Семенова и рассмотрен совещанием сведущих людей. Эти последние полагали, что государство должно считаться с фактом П., создаваемыми жизнью, не пытаясь подчинять его каким-либо нормам и своей опеке; в силу этого должно быть признано право каждого на П. с такими лишь ограничениями, которые не препятствовали бы правильному и свободному течению жизни. П. должно быть двух видов — с содействием правительства, вызываемое необходимостью заселения окраин или крайним малоземельем и избытком рабочих рук, и без такого содействия, свободное для всех, причем для переселенцев порвого рода следует отводить наделы в ближайших местностях, второго рода — в Сибири, Средней Азии и Закавказье. Заведование П. крестьян на местах выхода сведущие люди полагали возложить на земства, на местах водворения — на присутствия по крестьянским делам, а в пути — на переселенческие конторы. Однако бывший тогда министром внутренних дел граф Д. А. Толстой не согласился с заключениями сведущих людей, и по его представлению в 1886 г. были высочайше утверждены для будущего переселенческого закона следующие общие начала: П. всецело должно быть подчинено направлению правительства; к П. допускаются наиболее нуждающиеся крестьяне по избранию местной администрации; кроме льготы в платежах, переселенцам выдаются ссуды на путевые расходы и, по прибытии на место, на домообзаведение; администрации предоставляется право останавливать П., когда оно предпринимается неосмотрительно, без достаточных средств и ясно намеченной цели. В том же 1886 г. командированы были для содействия переселенцам особые чиновники в Eкатеринбург, Оренбург, Златоуст, Тобольск и Томск. Однако, по свидетельству Ф. Г. Тернера, и после этого в действиях правительства продолжала сказываться нерешительность: оно не столько желало содействовать развитию в организации правильного переселенческого движения, сколько поставить его в возможно узкие границы. О таком характере правительственных взглядов свидетельствует ничтожный размер отпускавшихся на переселенческое дело сумм (в 1884 г. 40000 руб., в следующие годы — по 20 тысяч), а также медленность разработки переселенческого закона, который окончательно утвержден был только 13 июня 1889 г. Сущность этого закона следующая: П. допускается без увольнительных от обществ приговоров, но не иначе, как с предварительного разрешения, даваемого министрами внутренних дел и государственных имуществ лишь при наличности заслуживающих уважения причин (которые ближе в законе не определяются), если притом имеются свободные земельные участки; самовольные переселенцы возвращаются в места приписки; в просьбах о П. дозволяется указывать местности, куда крестьяне желали бы переселиться, но удовлетворение таких заявлений зависит от усмотрения правительства. Для водворения переселенцев образуются из свободных казенных земель особые участки, которые отводятся переселенцам в размере, соображенном с условиями земледелия и производительностью почвы в данной местности. В Европейской России отвод производится на арендном праве на время от 6 до 12 лет, и лишь по истечении этого срока земля может быть оставлена в надельное пользование переселенцев; в Азиатской России земли отводятся прямо в надел, на общих с сибирскими старожилами основаниях и с выдачей отводных актов. Отведенные земли не могут быть ни отчуждаемы, ни обременяемы долгами. Земля предоставляется переселенцам в общинное или подворное пользование, в первом случае — с круговой порукой. Плата за землю в Европейской России не превышает выкупных платежей, без погасительной части, а в Сибири определяется по соразмерности с оброчной податью старожилов по переложении ее на десятины. Переселенцам предоставлены следующие льготы: а) лица, не платившие на родине подушной подати, не облагаются ею и на новом месте; б) в Европейской России переселенцы освобождаются от арендных платежей на 2 года, в Азиатской — на 3 года вполне и на 3 года наполовину; в) лицам, достигшим в год П. призывного возраста, исполнение воинской повинности отсрочивается: в Европейской России — на 2, в Азиатской — на 3 года. Не выкупленные окончательно наделы переселенцев остаются в составе земель их коренных обществ, на которые переводятся выкупные платежи и все недоимки переселенцев, в том числе и продовольственные, превышающие подлежащий сложению со счетов размер (1 четверть ржи и ½ четверти овса на ревизскую душу). На новом месте переселенцы могут, не ожидая причисления, получать продовольственные и семенные ссуды на общих со старожилами основаниях. В каждом поселке, состоящем не менее как из 40 душ мужского пола, образуется сельское общество, в состав которого позднейшие переселенцы входят без приемных приговоров, пока не водворится соответствующее размерам надела число душ. "В тех случаях, когда будет признано необходимым оказать тем или другим переселенцам особое содействие со стороны правительства, министрам внутренних дел, государственных имуществ и финансов предоставляется по взаимному их соглашению разрешать выдачу путевых пособий, а по прибытии на место — разрешать как производство денежных ссуд на первоначальное обзаведение, приобретение рабочего скота и земледельческих орудий, так и отпуск лесного материала из казенных дач, безвозмездно или за попенные деньги". [Напечатанное в кавычках не было официально опубликовано и цитируется по изложению Ф. Г. Тернера ("Вестник Европы", 1897, март, стр. 117).] Лица, самовольно переселившиеся до времени издания закона, подлежали перечислению по местам нового водворения, но с переводом на них всех недоимок и с освобождением прежних обществ от всякой по тем недоимкам ответственности; уплату недоимок дозволялось рассрочивать на срок до 3 лет. Действие закона 13 июля распространялось первоначально лишь на губернии Европейской России, на две западносибирские губернии и на степное генерал-губернаторство; затем в 1891 и 1892 гг. оно было распространено на области Уральскую и Тургайскую и на губернии Иркутскую и Енисейскую. Закон этот поныне остается основным и только для Сибири в период 1893—97 гг. дополнен рядом узаконений и распоряжений. Издание закона 13 июня отнюдь не знаменовало изменения взглядов правительства в благоприятную для П. сторону: в 1889 г. разрешение переселиться получили около 2800 семей, в 1890 г. — около 7600, в 1891 г. — столько же, тогда как до издания закона в 1887 г. переселение было разрешено 9000, в 1888 г. — 19000 семьям (Тернер). Главную массу переселенцев и после 1889 г. составляли самовольные; число их в 1890 и 1891 гг. составляло, по данным томского переселенческого пункта, 70 и 66%, по данным тюменского пункта за те же годы — 80 и 70% общего числа прошедших переселенцев.
Со времени прекращения организованных на основании Устава о благоустр. в казен. сел. правительственных П. движение переселенцев в Сибирь почти совершенно останавливается: с середины 50-х до середины 70-х годов годичное число переселенцев, по данным H. M. Ядринцева, ни в один год не превышало тысячи и только в 1854, 1858, 1863, 18 7 0 и 1872 гг. превысило 500 семей, а с 1874 по 1878 гг. переселенцев в Сибирь не прибывало вовсе. Из таких районов выселения, как Курская и Рязанская губернии, в Сибирь ушло: из первой — за время до 1885 г. всего 2294 семьи, или 13,8%, из второй, с 1859 по 1876 г. — 115 семей, или 8% всех переселенцев. Авторы, писавшие о П. в начале и середине 80-х годов (Янсон, кн. Васильчиков, Южаков, Серповский и др.), говорят о сибирском П. вскользь, обращая главное внимание на П. в южные и юго-восточные степи, на Кавказ и т. д., и малое развитие сибирского П. объясняют громадностью расстояний, плохими путями сообщения, отсутствием сведений о Сибири, указаний и пособий, наконец "бесправием сибирским, связанным с штрафной колонизацией" (Южаков). Рост П. в Сибирь возобновляется с самого начала 80-х годов: по сведениям г. Гурвича, в 1881 г. прошло в Сибирь 36 тысяч, в 1882 г. — 38 тысяч душ. По официальным данным, движение в Сибирь, начиная с 1887 г., росло следующим образом:
В первое четырехлетие приходится в среднем на год около 37 тысяч, во второе — 77 тысяч, в последние три года — около 128 тысяч душ. Из числа зарегистрованных в 1886—93 гг. на путях следования через Тобольск
Статья про "Переселения крестьян в России" в словаре Брокгауза и Ефрона была прочитана 1878 раз |
TOP 15
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||