БНБ "БРОКГАУЗ И ЕФРОН" (121188) - Photogallery - Естественные науки - Математика - Технология
|
НаказаниеОпределение "Наказание" в словаре Брокгауза и ЕфронаНаказание А. Общее понятие о Н.; субъект Н. — Наказанием в самом общем смысле называется внешнее последствие, связываемое с нарушением запрета или приказа и составляющее для нарушителя чувствительное зло, принуждение, направленное против его воли. Под это общее понятие подходят разные виды наказаний. Н. составляют принадлежность всякого общественного союза, предполагающего правила жизни, запреты и приказы: для придания им действительности требуются взыскания или наказания. В семье, в воспитательных заведениях, существуют педагогические меры взыскания, в общественных союзах — дисциплинарные наказания. На высшей ступени по своей всеобщности, тягости и интенсивности, чувствительности и принуждению воли, стоит государственное уголовное Н., являющееся результатом нарушения уголовных правовых норм. Этому виду наказаний преимущественно и будет посвящено последующее изложение. Субъект права Н. — государственная власть; этой власти принадлежит субъективное карательное право (jus puniendi), выражающееся трояким образом: 1) в законной угрозе — в карательной санкции, связанной с запретом или предписанием и предназначенной для нарушителей запрета или неисполнителей предписания, 2) в уголовном преследовании ослушника закона и суде над ним, для назначения ему Н., и наконец, 3) в действительном исполнении Н. над преступником.
В. О праве Н. Несмотря на существующую с древности связь между преступным деянием и известным чувствительным злом, следующим за ним для его виновника, человеческая мысль никогда не успокаивалась на этом факте, а искала ответа на вопрос, в чем коренится право государства на наказание. Н. слишком глубоко, слишком сильно затрагивает личное благо, чтобы можно было обойтись без разумного обоснования и выяснения его. Сообразно тому или другому воззрению на его основание, Н. неизбежно приобретает различный характер — и наоборот, исторические ступени, через которые проходит институт Н., необходимо влияют на образование понятия об его основах. По вопросу о праве Н. следует, прежде всего, различать теории, отвергающие это право, и теории, признающие его. 1) Теория Божественного источника права Н. По учению Шталя, государство уполномочено и обязано, в силу данного ему Богом назначения, блюсти внешний нравственный порядок на земле, отправлять карательную деятельность. Виновный должен сознавать, что Н. налагается на него за нарушение заповеди Божией, по установлению Божескому, властью, поставленной Богом. В этом смысле можно сказать, что Н. служит ad majorem gl o riam Dei ("Philosophie des Rechts", II, 2 отдел). — По поводу теории Шталя следует заметить, что хотя объективный нравственный порядок связывается для верующего с Высшим Существом, но это не может вести к усвоению карательной деятельности теократического характера, неразрывно связанного с величайшими заблуждениями в отправлении правосудия и извращающего культурное значение государственного права Н. 2) Теория, выводящая право Н. из нравственного закона. Кант ("Metaphys. Anfangsgrunde der Rechtslehre", 1797) исходит от категорического императива, т. е. безусловного и всеобщего закона практической деятельности, в основании которого лежат высшие идеи человечества: свобода, Бог, бессмертие души. Категорический императив требует возмездия за преступления, требует, чтобы зло преступления омывалось Н. Лицо, совершившее преступление, должно быть наказано сообразно своей вине уже потому, что преступление совершено, независимо от соображений целесообразности и пользы. "Если бы гражданское общество должно было распасться, с согласия всех своих членов, то последний остающийся в тюрьме убийца должен бы был подвергнуться смертной казни, дабы каждого постигало то, что он заслужил своими делами". Возмездие определяется Кантом по началу равенства, по состоянию неподвижности язычка на весах правосудия. Таким образом, кантовская теория возмездия приходит к чисто материальному результату, не соответствующему ее исходному началу. Сам Кант не мог остаться верным своему принципу: по отношению к некоторым преступлениям он должен был совершенно отказаться от соответствующего им воздаяния. Нельзя, однако, упускать из виду, что за Кантом остается заслуга сочетания Н. с нравственным началом, хотя и без достаточного обоснования. Требование Канта, чтобы Н. имело свою меру в самом преступлении, а не в побочных интересах, легло, как верно замечает Фойницкий, в основу современного учения об уголовно-юридическом изменении.
3. Теория обоснования права Н. логической или диалектической необходимостью. По Гегелю ("Grundlinien der Philosophie d. Rechts"). Н. есть отрицание неправды, составляющей, со своей стороны, отрицание права в смысле всеобщего правопорядка и проявления мирового духа. Неправда по отношению к праву, как отвлеченному началу, ничтожна; но Н. должно привести к ничтожеству неправды в самой воле преступника, восстановить право в этой воле. Н. не только справедливо — оно составляет право преступника, так как и в нем живет всеобщий разум, требующий Н. Наказание не есть причинение зла из-за того, что было сделано зло; отмена преступления — лишь настолько воздаяние, поскольку оно отрицание отрицания. Насколько преступление имеет качественную и количественную меру, настолько подобная мера должна принадлежать и его отрицанию. Теория Гегеля имела огромное влияние в Германии, притом на наиболее значительных криминалистов — Кестлина, Бернера, Гельшнера. Несмотря на чисто метафизический свой характер, она заключает в себе положения бесспорно плодотворные. Понятие о значении Н., как восстановления идеального правового порядка (по Гельшнеру — идеальной мощи права), глубоко верно. Ценное зерно скрывается и в том уважении к человеческому достоинству преступника, которое проявляется в гегелевской теории.
2. Теория обороны общественно-государственного союза. Наиболее замечательным представителем теории государственной самообороны является Романьози, в сочинении "Genesi del diritto penale", 1791 г. Для него Н. — исключительно отражение будущих нападений, которых можно ожидать от преступника или от других лиц. Право обороны — одна из сторон права на жизнь и всякого другого права. В предшествующем обществу естественном состоянии оборона оканчивалась вместе с нападением; но в общественном состоянии из безнаказанности нападающего возникает опасность как для подвергшегося нападению, так и для других лиц — опасность, за которую должен ответствовать преступник. Эта теория страдает тем недостатком, что переносит центр Н. исключительно на будущее, объясняет его будущей опасностью от самого преступника или склонных следовать ему лиц и оставляет без внимания значение преступления в настоящем. В Италии теория Романьози находит значительное число приверженцев и в наши дни, притом — между писателями, резко расходящимися во взглядах на преступность и наказуемость. Так, у Ферри понятие общественной обороны вылилось в беспощадную борьбу с преступностью, не принимающую в расчет волевой вины нарушителя закона, уравнивающую душевно здорового и душевнобольного преступника. С иным характером является теория общественной обороны путем Н. у новейших представителей так называемой третьей школы уголовного права в Италии — Импаломени, Алимена: они выдвигают на первый план специфическое свойство карательной оборонительной деятельности, отличающее ее от других способов общественной обороны — а именно возможность психического воздействия на членов общежития. Ср. Ferri, "Sociologia criminale", а равно подробную критику учения Ферри у А. К. Вульферта: "Антрополого-позитивная школа уголовного права в Италии" (вып. 1 -й, 1887, гл. III, § III и вып. 2, 1893, гл. IV, § IV); Impallomeni, "Il principio specifico della penalit à " (в "Rivista penale", vol. XXXIII, 1891, стр. 221 и cл.); Alimenа, "I Limiti ei modificatori dell imputabilita" (vol. I, 1894, введение и гл. I, II). Из французских писателей к этой группе принадлежит Faustin H élie ("Théorie du Code pé nal"), выводящий Н. из права общества на самосохранение.
С. О содержании и целях наказания. Вопрос о содержании Н. или, иначе, об его целях, ставится таким образом: какие задачи должны быть поставляемы себе карательной властью при осуществлении права наказания? Этот вопрос в значительной степени связан с вопросом о праве на Н., но не совпадает с ним всецело и требует отдельного обсуждения. Пытливый ум, начиная со времен древних философов Греции и Рима, стремился уяснить себе значение факта наказания, столь чувствительно затрагивающего сферу личных благ человека. Все теории, выработанные по этому предмету, можно свести к следующим группам: абсолютные теории, относительные, или утилитарные, теории смешанные и, наконец, теории правовые в тесном смысле. Выше были указаны главные представители абсолютных теорий: Кант, Гегель, Шталь. Для абсолютных теорий все содержание и цель наказания сводится к возмездию, к воздаянию за совершившееся зло. Возмездие является для преступника искуплением зла; искуплением осуществляется справедливость. Важно в этих теориях то, что они связывают наказание с фактом преступления, стоят за необходимость сочетания правового начала с началами нравственным и религиозным. Крупный их недостаток — поглощение правового начала началами нравственным, религиозным и логическим. Начало нравственного и религиозного возмездия, выставляемое абсолютными теориями, в настоящее время уже почти оставленная точка зрения; но постепенное его преобразование привело к началу исправления путем наказания, столь популярному в наше время (см. Pessina, в "Opuscoli di diritto penale": "Dello svolgimento storico della dottrina della espiazione"). 1. Теория устрашения — одна из самых старинных и первобытных теорий в уголовном праве. Она исходит из присущего Н. свойства чувствительного зла, поражения личных благ преступника и стремится впечатлением этого зла при исполнении Н. отклонять от преступности. В Уложении царя Алексея Михайловича встречается формула: "Наказать нещадно, чтобы другим неповадно было". В старинных германских приговорах говорилось: "Ради заслуженной кары ему и ради устрашающего примера другим". Убеждение в спасительности устрашения побуждало в старину к исполнению Н. с наибольшей публичностью; отсеченные головы с той же целью выставлялись на возвышениях, издалека доступных глазу. В науке главным предстателем этого направления является Филанджиери ("Scienza di legisla z ione", 1781—1785). Он рекомендует Н., соединяющие с наименьшим страданием для виновника внушение наибольшего отвращения от преступления и наибольшего страха лицам, склонным соблазниться преступной деятельностью. В наши дни явился новый, энергичный защитник теории устрашения — Миттельштедт ("Gegen die Freiheits-Strafen", 1880). Установив, что целью Н. может быть только устрашение или исправление, Миттельштедт отвергает последнюю цель, как мечтательную и ложную, и вместе с тем энергично порицает современную систему Н. лишением свободы, как построенную на сентиментальном отношении к преступнику. Вместо мягкого и изнеживающего содержания в тюрьме, не приносящего никакой пользы, Миттельштедт рекомендует расширение области смертной казни, восстановление в законе телесных Н., ссылку, введение в тюрьмы тяжкой, поглощающей все силы преступника работы. 2. Теория психического принуждения. По мнению Фейербаха ("Revision der Grunds ä tze und Grundbegriffe des positiven peinlichen Rechts", 1799—1800, а равно "Lehrbuch des Peinlichen Rechts"), преступления противоречат целям государства; государство, поэтому, правомочно стремиться к тому, чтобы преступления сделались невозможными. Такие меры могут быть только принудительными; но физическое принуждение, в виде ли воспрепятствования преступной деятельности, в виде ли принуждения виновного к вознаграждению, недостаточно для устранения преступлений. Для воспрепятствования преступлению нужно знать об умышляемом деянии, что не всегда возможно; с другой стороны, принуждение к вознаграждению возможно лишь в случае вознаградимости блага. Поэтому, наряду с физическим принуждением должно быть иное — психическое, обладающее следующими свойствами: 1) оно всегда предшествует совершению преступления, 2) оно действительно во всяком отдельном случае, 3) для применения его не требуется знания о предстоящем преступлении. Такое принуждение принимает в расчет источник всех преступных деяний — чувственность. Для побуждения человека к отказу от преступных деяний необходимо действовать на чувственность самой чувственностью. Это возможно вследствие того, что человек примиряется с меньшим лишением, если он тем самым от себя отстраняет большее. Каждому гражданину должно быть известно, что он вследствие нарушения закона навлечет на себя зло большее, чем то лишение, которое обусловливается для него воздержанием от преступления. Отсюда необходимость угрозы в законе таким злом, которое неизбежно за преступлением должно следовать. Мера наказаний, по Фейербаху, должна определяться, с одной стороны, важностью блага, нарушенного преступлением, с другой — опасностью и силой чувственных побуждений. Еще ранее Фейербаха в Италии возникла теория, приходящая к сходному воззрению — теория Романьози. Романьози исходит от мысли, что, воздействуя на волю в смысле отклонения от преступления путем внушаемого страха, угроза наказания должна побеждать силу побуждения к преступлению. Теории Филанджиери и Фейербаха имеют то общее, что прибегают к устранению, усматривая его или в исполнении Н., или в угрозе, необходимо требующей реализации. Против тех и других следует заметить, что устрашение представляет не цель, а необходимое свойство Н., без которого оно немыслимо. Это свойство Н. весьма различно, по различию видов Н., а также сообразно разнообразным условиям места и времени, среди которых применяется Н. Придавать Н. основную цель устрашения, значит стирать указанные различия, обесценивать остальные стороны Н. Устрашение легко может вести к постоянному усилению строгости Н. — а это влечет за собой огрубение нравов и, следовательно, увеличение преступлений, а также неисполнение угрозы, так как государство встречает слишком много сопротивления непомерно жестоким карам. Указанные последствия ясно раскрываются историей уголовного законодательства. Что касается в частности до теории Фейербаха, то принцип "психологического принуждения" путем угрозы Н., как общая цель карательной деятельности, вызывает ряд возражений и недоумений. Во-первых, по мнению Фейербаха, угроза Н. представляется действительной в каждом отдельном случае. Однако, каждый случай совершения преступления опровергает это предположение. Судья, ради действительности Н., должен бы был назначать Н., усиленное сравнительно с угрозой, оказавшейся неуспешною, что, конечно, совершенно недопустимо ввиду провозглашенного Фейербахом, с полнейшим основанием, требования определенности уголовной санкции. Во-вторых, Фейербах сам требовал определения Н. соответственно двум критериями: субъективному — свойству и опасности побуждений виновного, и объективному — тягости деяния. Между тем, принцип психического принуждения заставляет законодателя считаться единственно с субъективным критерием. Преступные деяния, не тяжкие по объективному значению, но проистекающие из очень сильного побуждения, должны вызывать, таким образом, несоответствующее тягости деяния карательное противодействие, для подавления лежащего в основе их побуждения. В третьих, цель психического принуждения ставит неразрешимую задачу законодателю и судье. "Такая анатомия души, — говорил талантливый критик теории Фейербаха, Тибо, — которая требуется при применении субъективного масштаба, прямо невозможна. Величина аффекта зависит от душевных состояний, которых никто не может знать кроме самого деятеля и относительно которых и последний может в значительной степени ошибаться. Судья не имеет никакого масштаба для определения, насколько сильны и настойчивы были побуждения преступника при содеянии им преступления, и никакой основы для определения величины карательного зла" ("Beytr äge zur. Critik der Feüerbachischen Theorie über die Grundbeg riffe des peinlichen Rechts", 1802). Заслугой Фейербаха остается, однако, указание на государственное значение Н., на необходимость твердого государственного закона, запрещающего преступное деяние, объявленного во всеобщее сведение и служащего оправданием Н. Эта мысль увеличила значение положительных законодательств в глазах научного исследования. 3. Теория специального предупреждения. По мнению Грольмана ("Grunds ä tze der Criminal-Wissenschaft", изд. 2-е, 1805), наличность преступной воли в лице, совершившем преступление или покушение на преступление, является опасной для общества и дает ему основание для предупредительного принуждения, ради уничтожения в преступнике такой опасной воли. Предупредительное принуждение может быть осуществлено путем либо устрашения (посредством исполнения Н.), заставляющего преступника отказаться от преступных склонностей, либо уничтожения физической возможности совершать преступления (абсолютные средства обеспечения, применяемые в крайних случаях, когда нельзя рассчитывать на действительность устрашающих средств). Эта теория обращается не к преступному деянию, а к преступному состоянию лица: значение совершенного деяния отступает на задний план перед выведенным из деяния заключением о душевном строе преступника и опасности, которой он угрожает. Между тем, это заключение может быть только гадательным. Во всяком случае, принятый Грольманом критерий совершенно негоден в смысле общего начала, руководящего законодателем, так как, по справедливому возражению Фейербаха, законодатель может обсуждать преступное деяние лишь по общим его признакам и не может соразмерять наказуемость деяния с индивидуальным характером преступника.
4. Теория исправления. Ее представители — Штельцер, Гросс, Рёдер и ряд тюрьмоведов (Sucas, Wines). Особенно характеристичны воззрения Рёдера ("Zur Rechtsbegrundung der Besserungsstrafe", 1846; "Der Strafvollzug im Geiste des Rechts", 1863; "Besserungsstrafe und Besserungsanstalten", 1864; "Die herrschenden Grundlehren von Verbrechen und Strafe", 1867). Рёдер исходит из понятия о государстве, как общественном учреждении, призываемом к постоянному усовершенствованию, воспитанию и улучшению подданных. Эти задачи осуществляются путем хорошего законодательства и управления. Что касается воспитания и образования в тесном смысле слова, то в отношении взрослых граждан государство вообще ограничивается тем, чтобы никому из них не был закрыт доступ к самообразованию. В виде исключения, государство принимает исправительно-воспитательные меры относительно взрослых, обнаруживших словом или делом неправомерное помышление, вследствие которого они являются неспособными пользоваться внешней свободой и нуждаются в строгой дисциплине и руководстве со стороны государства. Такая карательная опека и карательное воспитание, или, иначе, исправительное Н., должны приводить к правомерному помышлению и к правомерной деятельности, к приобретению способности пользоваться полной свободой. Лицам, проявившим неправомерную волю, общество дает все внешние условия для полного преобразования их воли в волю правомерную, путем пробуждения, питания и упражнения добрых помышлений, чувствований и решений, а также путем устранения внешних соблазнов ко злу и содействия внешним побуждениям к добру. Касаясь капитальной стороны Н., эта теория придает ей неверное освещение. Исправление не может быть поставлено исключительной целью Н.: последнее обращается против вредного деяния, а исправление может иметь в виду лишь порочного человека. Исправление может достигаться всего успешнее без связи с Н., как один из элементов воспитания, как средство помешать человеку впасть в преступление. Далее, Н. не может обойтись без уменьшения доброго имени наказываемого, как одного из противопобуждений преступности для многих членов общежития — а такое свойство Н. несовместимо с целью исправления, исключительно положенной в основу Н. Наконец, цель исправления требует Н., налагаемого судом без определения срока, с предоставлением тюремному начальству права определять прекращение Н. при наступлении исправления; между тем, Н. потеряло бы при этом свое воздерживающее от преступности воздействие. Но одно дело — признание исправления преступника общей и исключительной целью Н., другое дело — отведение исправлению законного места в исполнении Н. Не составляя исключительной цели Н., исправление должно приниматься в расчет, как одно из средств охраны правопорядка и предупреждения преступности. Таким образом, исправление не есть самостоятельная цель, а один из приемов исполнения Н. лишением свободы. Ожидание исправительного воздействия на преступника связывается с определенными преступлениями и определенными Н., но ни одно Н. не должно быть лишено безусловно возможности исправительного воздействия. Приверженцы цели исправления, выставляя теоретически неверное начало, много сделали, однако, — и в этом их заслуга — для развития исправительных приемов в стадии отбытия Н. и для укрепления так называемой пенитенциарной системы (см.).
Статья про "Наказание" в словаре Брокгауза и Ефрона была прочитана 2469 раз |
TOP 15
|
|||||||