Ланге, Антоний

Определение "Ланге, Антоний" в словаре Брокгауза и Ефрона

Ланге, Антоний (Lange) — выдающийся польский поэт. Род. в 1863 г.; окончил варшавский университет по естественно-историческому факультету, затем жил в Париже. Как теоретик символизма, Л. известен статьями о сущности искусства, о творчестве, о гении, о Тарде, Ницше, Рёскине и друг. ("Studya z literatury francuzkiej ", 1897; "Studya i wra ženia", 1899). Ему принадлежат также переводы из Свинберна, Метерлинка, С. Прюдома, Бодлэра и др. Оригинальные произведения Л. изданы под заглавиями: "Poezye" (1895, 1898, 1900), "Wybor z poezyi" (1900) и "Fragmenta" (1901). Вместе с Мириамом (см.) Л. считается основателем польского символизма, хотя на Л. отразились и другие литературные направления, начиная с парнассизма и кончая импрессионизмом (Т. Грабовский). Наиболее характерной чертой Л., отличающей его от остальных модернистов "Молодой Польши", является то, что по натуре своей Л. — интеллектуалист,"мозговик", а не индивидуалист; инстинкт убит в нем чисто рефлективным сочувствием ко всему человечеству. Поэтому поэт не погружается в самого себя, не видит в себе одном источник счастья и несчастья, а любит всех людей; он хочет обнять весь мир, но путем исключительно рассудочным. Враг чувства и эгоистического квиэтизма, Л. обращается за ответом к Библии, Каббале, Ведам, Зендавесте, Корану. Поклонник paзума и "сын разочарования", он обещает утолить биение сердец иронией. Он сравнивает человеческие души с планетами, из которых "каждая блуждает по млечным путям и, совершая свой круг, с тоской рвется к другой планете"; и все-таки они не пойдут по одному пути, потому что душа — "вечная пустынница" ("Samotność"). Не находит Л. утешения и в религии, где царит одно чувство; он признает правдивыми слова "простого рыбака", что "только тот узрит божество, кто обладает душой лесной пташки" ("Na śvitezi"). Но, обладая более сложной душой, чем пташка, поэт, в своем стихийном стремлении к вечному солнцу правды, в страстном искании абсолютной истины не находит утоления ничем не насытимому "духовному голоду" ("Sonety wedyckie", "Księ gi prorokó w" и др.); отсюда его тоска. Вся поэзия-философия Л. производит впечатление какой-то метаморфозы; "казалось, что циклопы клали для нее фундамент, грек ставил колонны, в период ренессанса готы высекали свои орнаменты на стенах византийской работы с мавританскими башнями" (А. Потоцкий). Как "виртуоз формы", Л. поет гимн рифме, которая "для песни то же, что череп для мозга: она окутывает человеческую мысль так же, как раковины — жемчуг". Его рифма "иногда имеет звук железа, иногда похожа на эхо райских воспоминаний; то звучит, словно медные гонги, то дышит запахом поцелуев и ласк; бывают мраморные рифмы, подобные греческим статуям, или безумные, словно легкое фанданго. Рифма — все: мелодия, запах, колорит, мысль, форма, биение сердца; в ней зеленеет бархат полей, бушует вихрь, живет прошлое". "Мир рифм для меня все равно, что готический храм, вершина которого касается небесного свода; я жил в нем, но дух мой разделился надвое, и я прислушиваюсь теперь к новым неожиданным голосам" ("Rym"). Л. верит в могущество слова, которому придает широкий смысл греческого "логоса"; обращаясь к Слову, он говорит: "да прийдет высшее царство твоей правды; да будет всюду проявлена твоя воля! Пролей мир на каждое человеческое естество, дай нам познание всех правд природы, дабы мы, накормленные насущным хлебом, не знали мрачной борьбы за существование и всегда могли стремиться к твоему небу!" ("Pieśń о Słowie"). Он ставит Слово-творчество выше точного знания; второе идет за явлениями мира с телескопом и циркулем, рассеивая мрак вечной завесы лишь светом своей лампы, а первое, "крылатый ангел, одетый в радуги и громы", обладает голосом Иеговы, полетом королевского орла; "одним взглядом оно охватывает обширные миры и в одном объятии заключает весь мир" ("Cyfra i Słowo"). Безграничная тоска Л. по идеалу далека, поэтому, от пессимизма. Так как центр его творчества — не человек, а все человечество, то сначала этот идеал представлялся ему в социальных формах, и поэтом руководила жажда дела, хотя бы и кровавого: "если кто желает быть Христом народов, тот должен научиться быть и Каином народов". Позже долгое искание истины у мудрецов разных стран и времен сделало Л. более "универсальным в идеях", силу которых он узнал в знакомстве с символизмом. О Л. см. те же статьи и книги, которые указаны в статье о Каспровиче.

А. Яцимирский.