Кодификация

Определение "Кодификация" в словаре Брокгауза и Ефрона

Кодификация — выражение, употребляемое со времени Бентама (см.) для обозначения законодательной деятельности, направленной на приведение в известность, упорядочение, систематическое объединение и выражение в виде общего закона права страны в целом его объеме или важнейших частях. Результатом этой деятельности и являются кодексы, уложения, своды законов и т. д. При кодификации всего права говорят о К. — вообще, при кодификации отдельных частей — о К. гражданского, торгового, уголовного, морского, международного, вексельного и т. д. прав. К., обнимающая право целого государства, называется К. общего права, относящаяся к отдельным областям — К. партикулярного, местного, провинциального и т. д. прав. Следует различать К. в собственном смысле от так называемой инкорпорации — собрания действующих норм без изменения их существа, дополнений, поправок и т. д. В отличие от последней, К. сопровождается пересмотром всех источников права, соглашением их между собой, приспособлением к существующим условиям, дополнением новыми законами и исключением всего отжившего. Эта отличительная черта К. придает ей особое значение в историческом развитии права страны, для которой она создается. К. открывает новый период в этом развитии, приурочивая к себе весь дальнейший рост права и подчиняя своему безусловному влиянию юридическую мысль страны. С ней по преимуществу связываются и те теоретические возражения против К., которые были высказаны с наибольшей силой Савиньи и повторялись вслед за ним другими последователями "исторической школы" (см). Рассматривая право, как непосредственное проявление народного убеждения в обычае и науке права, эта школа считала вмешательство законодателя в народную жизнь в области права вообще явлением, могущим вызываться лишь исключительными обстоятельствами и часто противоречащим правильному его росту. Естественно, поэтому, что с ее точки зрения К., подчиняющая всю жизнь руководству общего закона, устраняющая обычай и приурочивающая к себе дальнейшее развитие юриспруденции, является в особенности вредной для этого роста. Последователи "исторической школы" доказывали, что К., фиксируя право данного момента в его существующем выражении, придает обязательную силу не только ясно сознанным и хорошо сформулированным нормам, но и неразвившимся, проявляющимся в данное время в виде одностороннем или уродливом, что без К. последние получили бы в будущем свое полное выражение, при К. же обречены на приложение их к жизни именно в этом несовершенном виде. Так как, далее, с их точки зрения главным органом правильного формулирования юридических норм является юриспруденция, а залогом этой правильности — связь современного правосознания с историческим развитием и самого права, и всей народной жизни, то разрыв со старыми источниками права, происходящий при К., ставит юридическую мысль в худшем случае на путь произвола, а в лучшем замыкает в тесные рамки существующего правосозерцания, лишая ее способности следить за дальнейшим развитием жизни. Заботы государства, поэтому, по мнению школы, должны быть направлены не на К., а по преимуществу на развитие юриспруденции, которая объединит право в научной системе лучше, чем законодательство. В крайнем случае, школа допускает еще инкорпорацию, но отнюдь не К. Несостоятельность воззрения исторической школы определяется главным образом неверностью ее основного положения о роли закона в образовании права (см. Источники права). Она не принимает, затем, во внимание настоятельных потребностей в К. при некоторых исторических событиях и хаотическом состоянии источников права. При завершении борьбы сословий и классов, пришедших к определенному соглашению относительно будущего строя жизни; при слишком пестром составе населения страны, привыкшего в лице каждой группы к пользованию собственным правом, но не дающего возможности примирения между этими группами на почве общего юридического порядка; когда успехи общего юридического развития страны достигают вообще такого размера, что партикуляризмы начинают лишь стеснять жизнь; когда, наконец, происходит решительный разрыв со старым порядком отношений и ясно намечается новый, господство которого утверждается симпатиями огромного большинства нации — во всех этих случаях К., фиксируя право в ясной и последовательной системе норм и отрывая их от старых источников, прекращает существовавшие несогласия и возможность возврата к старому и на будущее время обеспечивает господство прочного порядка, основанного на ясном знании каждым своего права. Хаотическое состояние источников права составляет другой обычный повод к К. Будучи иногда таково, что никакая юриспруденция не может уже определить состав действующего права, вследствие огромного накопления отдельных законов, неясности обычаев, чуждого языка источников и целого ряда иных причин — это состояние настойчиво обращает и правительство, и общество к мысли о К., которая в таком случае, даже при несовершенстве ее составления, дает все же больше прочности и устойчивости делу правосудия, чем старое состояние права. Справедливые по отношению к гражданскому праву, эти замечания еще более верны по отношению к таким отделам права, как уголовное, процессуальное или торговое право. В первых двух весь порядок отношений, прав и обязанностей устанавливается по преимуществу организующей деятельностью государства и успехами культурного развития; вмешательство в жизнь законодательной власти здесь, поэтому, обычный факт; смена строя суда и системы наказаний, при изменившихся взглядах на преступление и его основы, может быть совершена здесь, поэтому, лучше и последовательнее путем общего пересмотра законов, сюда относящихся. Торговое право, хотя и допускает значительную силу обычаев, тем не менее и больше всего нуждается в строгой определенности норм, способной обеспечить кредит и торговый оборот, захватывающий часто обширное пространство и разнообразные области, пользующиеся каждая своими обычаями и законами.

Гораздо важнее указания исторической школы на то, что К. может быть с успехом выполнена далеко не во всякое время и не при всяком состоянии страны. Благодетельное влияние К. на быт страны зависит в значительной степени от совершенства кодекса, являющегося результатом ее трудов, а это совершенство стоит, в свою очередь, в связи с целым рядом условий, сопровождающих его составление. По мнению Савиньи, совершенным может считаться лишь кодекс полный, т. е. такой, который способен в действительности заменить собой все предшествовавшие источники права. Неполный кодекс или возвращает страну к состоянию до К., так как требует восполнения из других источников, или направляет ее по пути произвола в тех частях, относительно которых кодекс не дает указаний. Полнота же кодекса зависит не от количества содержащихся в нем норм или разрешенных случаев: казуистичный кодекс, наоборот, всегда кодекс неполный, так как предусмотреть все разнообразие жизненных случаев невозможно. Полным считается кодекс, способный к самовосполнению, т. е. содержащий в себе хорошо сформулированные общие принципы и идеи, путем логического развития которых судья мог бы охватить все разнообразие жизни. Кодекс затем должен быть краток и написан ясным и точным языком, устраняющим недоразумения в его понимании, и расположен по хорошо выработанной системе, облегчающей толкование и дающей возможность легкого ориентирования в его положениях. Для самого Савиньи указание этих необходимых качеств хорошего кодекса имело особенное значение: основываясь на них, он с большей силой настаивал на необходимости развития юриспруденции прежде, чем приступить к К., так как, по его мнению, только развитая юриспруденция может выработать подобный кодекс. Однако, не отрицая важности подготовительной юридической обработки законодательного материала, служащего для целей К., следует указать и на ряд других условий, содействующих осуществлению указанных требований для совершенства кодекса. Таким образом, ясность общих руководящих идей и принципов кодекса зависит не от одного искусства к их формулированию, а и от устойчивости самих регулируемых кодексом жизненных отношений и выясненности тех юридических идеалов, к достижению которых стремится К. Будучи отражением жизни, право становится ясным и устойчивым только тогда, когда в самой жизни намечаются определенно симпатии общества и государства и господствует или определенно устанавливается прочный порядок быта. Эпохи переходные, поэтому, меньше всего пригодны для К., так как борьба отживающих и новых принципов препятствует ясному проведению тех или иных из них в К. Наоборот, эпохи, начинающие новый порядок отношений, дают возможность легкого определения принципов этого развития, так как они характеризуются ясным падением старых основ и окончательным установлением новых. Наконец, эпохи упадка, устанавливая те или иные принципы в К., неспособны поддержать их дальнейшее осуществление и последовательное проведение в жизнь. Детальная разработка принципов принадлежит, конечно, юриспруденции, и в этом отношении совершенство кодекса будет зависеть от ее развития; однако, при ясно сознанных и действительно жизненных принципах, положенных в основу кодекса, недостатки детальной разработки их и даже ошибки в частных случаях легко исправляются дальнейшей интерпретацией при судебном применении права: в судебных казусах эти ошибки выступят как противоречия с принципом, искажающие его, а не составляющие из него исключения, и, как таковые, должны будут уступить место общему принципу. Следует ограничить также роль юриспруденции в области формулирования норм права и установлении системы кодекса. Так как целью всякого кодекса является, между прочим, сделать право доступным не только юристам, но и обыкновенным гражданам, то отсюда следует, что чисто-научная система его и технический язык юристов могут быть проведены в нем лишь постольку, поскольку они не препятствуют его общедоступности. В этом отношении заслуживают большого внимания многие замечания профессора Богишича (см.), высказанные им при составлении "Имущественного законника" Черногории (см.): "однородность предметов, их методическое расположение должны сделать кодекс по возможности доступным для всех"; "постановления кодекса должны быть составлены и сформулированы так, чтобы они могли быть применены без труда и при помощи тех средств, которыми располагает страна"; "нужно объективно представить себе массу законодательных предписаний, какими они являются в жизни, и принять за правило располагать предметы по естественному сродству, какое имеют между собой различные учреждения, допуская, однако же, до известной степени, отступления от этого правила на основании следующих принципов: а) предметы, реже встречающиеся в народной жизни, предварять теми, которые встречаются чаще, для того чтобы эти последние могли приводить к другим, направляя, таким образом, читателя от более известного к менее известному; б) постановления более общие, т. е. отвлеченные, предварять по возможности элементами конкретными" и т.д. Научная система кодекса, часто противоречащая этим требованиям, должна служить лишь целям самих юристов, а не входить в кодекс. Этим установляется и то положение К., что далеко не всякая юриспруденция способна создать подходящий кодекс. Юриспруденция, воспитанная на образцах, далеких от текущей жизни страны, и на чужом праве, отличном по своему складу от того, которое приходится кодифицировать, может дать не кодекс, а лишь более или менее подходящий учебник права. Другие требования, связываемые с К., определяются уже особенностями кодифицируемых отделов права и отношений, ими регулируемых.

История кодификационного права. Как общую черту ее следует подчеркнуть то, что с течением времени все более и более облегчаются условия создания К. и все более и более приобретается искусство, необходимое для этого создания. В настоящее время юридическая жизнь огромного большинства стран Европы, и в значительной степени других частей света, направляется К.; в остальных делаются часто энергические попытки к их осуществлению. Подробности этой истории, однако, распределяются в зависимости от отдельных отраслей права и характеризуются, как К. гражданского (см. ниже), торгового, уголовного, международного (см.) и др. прав (см. при соответственных словах).

К. гражданского права, по особенностям гражданско-правовых норм (см.), встречает на своем пути больше, чем К. остальных отделов права, трудностей. Абстрактный характер этих норм, обусловленный многочисленностью подлежащих их регулированию обыденных и наиболее близких членам общества отношений, устанавливаемых в их сложных комбинациях главным образом частной волей этих членов, препятствует их сознательному выражению на первых ступенях общественного развития. Ранние попытки кодификационного права, поэтому, бедны постановлениями, касающимися гражданского права: варварские законы (см.), Русская Правда (см.) и другие сборники раннего права кодифицируют по большей части нормы уголовного и полицейского права, процесса и т. д., и лишь в незначительной степени касаются гражданского. XII таблиц составляют отчасти исключение из этого правила, но лишь потому, что они вызваны к жизни одним из наиболее важных факторов К. — борьбой двух классов, между прочим и за гражданские права, получившие, благодаря этому, более резкое выражение. На позднейших ступенях развития все определяется той или иной комбинацией указанных выше условий, содействующих или противодействующих К. Появившееся сознание необходимости К. не всегда соответствует средствам ее совершения или историческому моменту, необходимому для успеха кодекса; иногда и завершенная кодификационная работа не получает надлежащего успеха. Таким образом: 1) К. римского гражданского права, после XII таблиц, находит себе место лишь в заключительном периоде его развития, при Юстиниане (см. Corpus juris civilis), хотя потребность в ней начинает сознаваться гораздо раньше, по крайней мере, за шесть веков до Юстиниана. Первый план ее создается Цезарем и по той же причине, какая вызывает законодательную деятельность Юстиниана: "immensa diffusaque legum copia" — мотив этой К., указываемый Светонием, — и в это время гнетет правосудие, как при Феодосии и Юстиниане. Преторский эдикт (см.) и юриспруденция, однако, долгое время еще и с огромным тактом регулируют гражданско-правовую жизнь, несмотря на ее усложнения; препятствуют осуществлению плана Цезаря и политические условия. С завершением эдикта при Адриане и начавшимся упадком юриспруденции, идея К. снова выступает на сцену и постоянно и настойчиво поддерживается усиленным ростом законодательства (см. Конституции римских императоров) и становящейся все большей и большей оторванностью его от того, что носило название jus. Задача К., как она выяснилась во время Феодосия и Валентиниана (см. Кодекс Феодосия) и потом у Юстиниана, состоит в собрании и упорядочении императорских законов и определении состава jus. Таким образом и возникают кодекс Юстиниана (см.) и Дигесты (см.). Завершив развитие римского права, объединив во многих отношениях в цельные институты разнородные продукты его исторического развития и, несомненно, в значительной степени упрочив юридический порядок, эта К. для римской империи не сопровождалась, однако, всеми теми благими результатами, которые связываются обыкновенно с К. Причина этого — по преимуществу эпоха, в которую она была совершена. Римское право шло по пути к умиранию вместе с империей; новые потребности жизни оттесняли в сторону его классические формы, заменяя их случайными образованиями данного момента. Увеличение новелл (см.), ставших необходимыми вскоре после К., лучше всего говорит за то, что она неспособна была обнять современную жизнь и руководить ею в духе заложенных в ее основание идей. К. Юстиниана, поэтому, скоро сделалась во многих своих частях, и больше всего в наиболее ценной — Дигестах, лишь историческим памятником старого величия, возродившимся к жизни при иных, более благоприятных условиях (подробности см. в ст. Римское право).

2) Франция дает пример К., задуманной также очень рано, но завершенной, несмотря на долгие препятствия, в несравненно более благоприятный период ее развития и приведшей к иным практическим результатам, чем К. Юстиниана. Идея необходимости единого кодекса гражданского права определенно выражается здесь Людовиком XI и с тех пор живет в общественном сознании, не замирая. В 1560 г. орлеанские генеральные штаты требуют, чтобы "был составлен сборник того, что с этого момента должно быть соблюдаемо и охраняемо подданными"; генеральные штаты в Блуа 1576 г. повторяют требование, и в ордонансе 1579 г. король обещает К. если не гражданского, то процессуального права. Обещание тогда исполнено не было, но под влиянием его желания сословий был составлен частный сборник ордонансов, так называемый "Code Henri IV", принадлежащий Бриссонию и содержащий почти все действовавшие к этому времени ордонансы. Успех сборника, переиздававшегося много раз и вызвавшего подражателей, говорит за то, что потребность в объединении права была насущной необходимостью. К. права встречает, однако, огромные препятствия в положении самого права, несмотря на наличность единой законодательной власти. Страна разделяется по отношению к праву, как и языку, на две большие области — обычного (кутюмы) и писанного (римского) права, каждая местность области имеет притом свои особенности в праве, свой собственный порядок отношений. Прежде чем кодифицировать общее право, необходимо было, поэтому, определить точно состав этих особенностей. Начинается официальная редакция кутюмов (см.), для новых потребностей жизни издаются пока отдельные ордонансы, затем и юриспруденция начинает свою объединительную работу. Дюмулэн (см.) кладет в ее основу Coutume d e Paris и сосредоточивает на обработке последнего, в связи с другими кутюмами, последующие работы Луазеля, Кокиля, Лорьера, Ламуаньина и др. Лишь после этой подготовительной работы начинается сводка в одно целое отдельных частей законодательного материала. В 1629 г. происходит, по требованию генеральных штатов, К. значительной части ордонансов (Code Marillac или Michau, по имени составителя, канцлера Марильяка). В 1667 г. последовала реформа судопроизводства, положившая основание нынешней его организации. Домат и Потье разрабатывают теоретические основы права — естественного и римского. Дагессо (см. Агессо), наконец, делает опыт частичной К. гражданского права в ордонансах, касающихся дарений, завещаний и субституций, вошедших почти целиком в Code civil. Последний подготовляется, таким образом, дружными и последовательными усилиями законодательства и юриспруденции. Вместе с тем объединение продолжало встречать огромные препятствия в юридической жизни страны, полной еще остатков старого порядка отношений. Революция, поставившая себе задачей, между прочим, и создание нового гражданского кодекса (указание на необходимость такого кодекса было сделано в 1789 г., повторено учредительным собранием 1790 г. и занесено в конституцию 1791 г. в словах: "il sera fait un c ode de lois civiles communes à toute la royaume") устранила эти препятствия, издав в течение работы над его осуществлением ряд важных законов, сильно повлиявших на позднейшие постановления Code civil (новое распределение провинций, порядок подсудности, законы о собственности и наследовании, отменяющие местные особенности, о браке, разводе, отцовской власти и совершеннолетии, ипотеках и т. д.). Самой революции, однако, не удалось создать кодекса. Законодательное собрание ограничилось только изданием некоторых из названных законов; полный проект кодекса, внесенный в конвент Камбасересом (см.), в первой редакции отвергается как слишком умеренный, во второй проходит лишь в нескольких статьях; третья редакция, рассматривавшаяся директорией, также не проходит. Неудача возбуждает энергию первого консула, и он берется за дело с решимостью окончить его во что бы то ни стало. 24 термидора VIII г. (12 августа 1800) он назначает комиссию из Тронше, Биго де Преаменё, Порталиса и Мальвиля для составления нового проекта, который изготовляется этими лицами в 4 месяца, подвергается обсуждению апелляционных и кассационных судов, быстро доставивших свои замечания, и поступает в государственный совет, законодательный корпус и трибунат. Законодательный корпус, по настоянию трибуната, снова отвергает проект. Наполеон берет его назад, но не с тем, чтобы от него отказаться. Сенатусконсультом 16 термидора Х г. изменяется состав трибуната, законодательный корпус на время устраняется от обсуждения проекта; государственный совет занимается этим обсуждением путем непосредственных конфиденциальных сношений с трибунатом, и только по достижении соглашения с последним проект переносится в законодательный корпус, который, наконец, его и вотирует в виде 36 отдельных законов, объединенных законом 3 0 вантоза XII г. в один кодекс.

Французский гражданский кодекс является, таким образом, продуктом столько же исторического развития, сколько и выражением эпохи, в которой составлен. На нем отразились и работы ранней юриспруденции, и революционное законодательство, и личное участие Наполеона. Последний в особенности приписывал себе честь его создания: "Ma vrai gloire — говорил он — n'est pas d'avoir gagn é quarante batailles; Waterloo effacera le souvenir de tant de victoire. Ce que rien n'effacera, ce qui vivra é ternellement, c'est mon Code civil". И несомненно, что энергии Наполеона французы обязаны тем, что кодекс был создан в наиболее удачное время, когда можно было удержать ряд приобретений революции, избегая ее крайностей и не внося реакционных начал следующей эпохи. В нем сочеталось в строгую и логичную систему все то, что в старом развитии было ценного, и что нового создала революция. Основные начала охраняемого им быта получили полное и безусловное признание только в эпоху революции. Таковы: провозглашение всех французов способными к пользованию гражданскими правами, независимо от религии, сословия, происхождения и т. д. (art. 8); установление безусловного господства частной собственности, свободной от всех остатков и стеснений, стоявших в связи со старым феодальным бытом, и связанное с этим началом устранение субституций; сохранение за государством права ограничений собственности, вытекающих из общественного интереса, выразившееся в лучшем из существующих определений собственности (art. 544); организация родительской власти, развода и брака; наконец — полная свобода договора. К этим основным началам приспособляется целый ряд постановлений старого обычного или реципированного в наиболее подходящих частях римского права, касающихся супружеских отношений, личных и имущественных, сервитутов, системы обязательств и наследования. К постановлениям старого порядка относятся оказавшиеся годными для нового времени и включенные в кодекс королевские ордонансы об актах гражданского состояния, дарениях, завещаниях и субституциях. Затем идет ряд частных постановлений, обязанных своим происхождением воззрениям комиссии, советников Наполеона и ему самому. В этих последних столько же новшеств, сколько и компромиссов, удачных и неудачных, между старым и новым течениями. Внешняя форма изложения и система кодекса, отражающие на себе состояние тогдашней юриспруденции и обнаруживающие прямую связь с римским правом, выделяются своими практическими достоинствами: ясностью языка и простотой расположения материала. Руководясь римской институционной системой и выражаясь чисто техническим языком, составители Code civil не вносят в него ни туманных абстракций, ни непонятных выражений. Так называемая "общая часть" в нем отсутствует, на первый план выдвигаются принципиальные нормы, касающиеся права лиц (французы и иностранцы, акты гражданского состояния, местожительство и отсутствие, брак, развод, отцовская власть и т. д. — 1-я книга) и права собственности (деление имущества, собственность и сервитуты — 2-я книга). Все подробности о юридических сделках и технические вопросы отнесены в 3-ю часть (порядок наследования, дарения, завещания, общая теория обязательств, брачные договора и отдельные виды других, привилегии, ипотеки, давность). Достоинство французского кодекса лучше всего иллюстрируется следующими двумя фактами: 1) изданный в первый раз в 1804 г., он выдержал затем лишь два новых официальных издания: в 1807 и 1814 гг. С тех пор, несмотря на ряд законодательных изменений, касавшихся тех или иных частей его, он не только ни разу не подвергался пересмотру, но и не возбуждал сколько-нибудь серьезного вопроса о нем, хотя и были частные голоса в его пользу, он подвергался многочисленным нападениям, но они не поколебали его силы и обаяния. 2) Изменения, внесенные в него последующей законодательной деятельностью, будучи довольно многочисленными, не коснулись существа его норм и не нарушили цельности его общего строя и системы, так что кодекс до сих пор остается цельной и единой К. Теория и судебное толкование прочно установили определенное понимание его постановлений, благодаря чему юридическая жизнь Франции до сих пор покоилась на наиболее прочных устоях, чем когда-либо. Указания на понижения уровня юриспруденции, делавшиеся по отношению к нему довольно часто, поэтому, не основательны и происходили от сравнения творческой работы старых юристов с новой интерпретационной, по своему характеру неспособной привлекать общее внимание. При этих указаниях не обращают внимания и на другой факт — отделение практической юриспруденции от чисто научной. Последняя осталась независимой от кодекса и теперь снова готова к творческой работе над созиданием новых основ гражданского быта, вызываемых современными социальными вопросами. При указанных достоинствах естественно влияние французского гражданского кодекса на законодательство других стран. Распространенный принудительно Наполеоном в Италии, Голландии, некоторых частях Германии, Польше и т. д., он во многих из этих стран удержался и до сих пор, несмотря на энергические попытки отменить его действие. Так, итальянское уложение представляет собой почти полный перевод Code civil, также и баденское земское право; в Бельгии и рейнских провинциях в Германии он действует в чистом виде. В Польше (см.) он также составляет действующее право до сих пор, с существенными изменениями лишь в первой части. Успех его постановлений в жизни оказал могущественное влияние и на всю законодательную работу XIX столетия в области гражданского права в различных областях Европы, не исключая и России.

3) В Германии, по исчезновении из употребления варварских правд и королевского законодательства, к ним приуроченного, страна, с XI в., руководствуется территориальным обычным правом, разбитым по отдельным областям и сословиям (см. Германское право) и по мере развития торгового и гражданского оборота все менее и менее удовлетворяющим потребностям новой жизни. Развитие общения приводит право одной области в соприкосновение с правом другой, обнаруживает противоречия и недостатки и таким образом начинает колебать устойчивость обычно правовых норм. Является потребность в письменном его изложении и в выработке нового общего права. О силе этой потребности говорит успех частных сборников, которые в XIII в. начинают возникать в Германии (см. Германское право), попытки официального редактирования обычного права в отдельных местностях и областях Германии (Пруссии, Баварии и т. д.) и усиление рецепции римского права. Отсутствие сильной центральной власти, способной взять на себя дело законодательства и К., и неспособность к этому делу отдельных государств делают, однако, в Германии то, что, в противоположность Франции, дело объединения гражданского права уходит из рук законодательной власти в руки судов и юристов, которые и совершают его на почве римского права. Последнее становится общим правом Германии (см. Рецепция римского права), несмотря на ненависть к нему значительней части населения, чуждый язык и т. д. Имперское законодательство ограничивается лишь К. уголовного права и изданием уставов, регулирующих строй процесса, нотариат, опеку и полицию. Для гражданского права оно ничего не успевает сделать. Между тем потребность в гражданско-правовом законодательстве продолжает жить и проявляется все определеннее. В 1643 г. германист Конринг, в своем сочинении "De origine juris germanici", требует создания общего законодательного кодекса на немецком языке и небольшого по объему. Мысль его находит полное сочувствие в приверженцах естественного права и правительствах отдельных государств, на которые почти окончательно распадается Германская империя со второй половины XVII в. С особенной силой она выражается в Пруссии и Баварии, которые и подготовляют мало-помалу частные К. своего права, не дожидаясь общегерманской.

В Пpyccиu вступивший на престол в 1713 г. Фридрих-Вильгельм I потребовал составления кодекса общего земского права, "потому что дурное отправление правосудия вопиет к небу". Главной целью К . было выставлено уничтожение господства римского права. Его применение должно было иметь место лишь постольку, "поскольку оно согласно с состоянием страны и здоровым смыслом", кодекс же должен быть построен на principia juris naturae и сделаться "постоянным и вечным земским правом". Довести дело до конца удалось только Фридриху II. Составление проекта кодекса было поручено, в 1747 г., Самуилу Кокцею (см.), который в 1749 г. представил первую часть проекта "corporis juris Fridericiani", содержавшую личное право; вторая, содержавшая вещное право, появилась в 1751 г. Третья часть, посвященная обязательственному и уголовному праву, была потеряна во время одного переезда больного Кокцеи, который вскоре и умер. Большой цены проект не имел, хотя первые части получили законодательную силу в некоторых частях страны. Общие его принципы, из которых по мысли автора должны были быть выведены все частные следствия, являются односторонними и узкими положениями тогдашнего естественного права; детали в сущности римские нормы, хотя проект имел в виду прежде всего устранить господство римского права; особенности национального права оставлены автором совершенно без внимания, так как он эти особенности считал измышлением ученых юристов. Проект недостаточно обработал местное законодательство и был неполон в своих нормах, хотя претендовал на полное устранение других источников права и запрещал всякие комментарии. После смерти Кокцеи законодательные работы возобновляются лишь в 1780 г. со старыми целями создать К. всего провинциального права и составить общий кодекс земского права, который служил бы вспомогательным источником для этих последних. Римскому праву и здесь отводится старое значение: из него нужно было устранить несогласное с естественным законом и с существующим строем отношений. Проект поручено выработать комиссии из 7 человек, значительнейшим из которых был Суарец (см.). Названная комиссия, сделав извлечения из римского права, местных законов и судебных решений, — на основании их составила новый "Entwurf eines allgemeinen Gesetzbuches f ü r die Preussischen Staaten", обнародованный в 1784—88 гг. в шести частях для выслушивания и соображения замечаний на него всех компетентных учреждений и лиц; за лучшие критики назначены даже премии. Переработанный на основании представленных замечаний тем же Суарецом, проект, уже в качестве закона, был обнародован 20 марта 1791 г. с тем, чтобы с 1 июня 1792 г. он вступил в силу. Однако, введение его в этот срок было отменено ввиду сомнений относительно некоторых норм государственного права, принятых в проекте и носивших будто бы революционный характер. Потребовалась новая ревизия, после которой проект вступил в силу закона с 1 июня 1794 г., под заглавием: "Al lgemeines Landrecht für die Preussischen Staaten".

Прусское земское право появилось, таким образом, на 8 лет раньше Code civil. Благодаря ряду недостатков, оно, однако, не сделалось руководящим К. XIX в., подобно последнему, хотя оказало, несомненно, сильное влияние на дальнейшее юридическое развитие Германии. Кодекс вышел слишком обширен. Распадаясь на введение и две части, он включает в себя 43 титула с 19189 параграфами, из которых около 15 тысяч приходятся на долю частного права. В совокупности, 4 тома кодекса содержат 2470 страниц. Законодатель задался целью дать исчерпывающую гражданско-правовую жизнь К., устранив вмешательство в нее судей и юристов. В нем, поэтому, слишком много деталей, ненужных для судьи и в конце концов всего обилия жизненных отношений не захватывающих. Общие идеи кодекса, в достаточной степени ясные, не обращают его вполне в казуистичный кодекс, но обязательные выводы по ряду частных случаев все-таки значительно стесняют судью в решении других, аналогичных, но не вполне похожих и требующих некоторых видоизменений. Составленное затем на почве действующего права, не затронутого реформами, как французское, прусское земское право содержит в себе много постановлений, относящихся к явлениям, почти отжившим. Кодекс, поэтому, скоро потребовал многочисленных изменений. Вопрос о них возбужден был уже в 1817 г. С 1843 г. по 1848 г. работало для их проведения учрежденное специально с этой целью министерство Савиньи, значительно изменившее к этому времени свои взгляды на К. На основании этих работ проведен был позднее ряд законов, существенно изменивших земское право. Сюда относятся законы, направленные к упрочению свободной собственности и уничтожению старых форм имущественного обладания. В 1851 г. изданием уголовного уложения отменена была даже вся последняя часть кодекса, посвященная этому праву. Точно также изменены вексельное и торговое право в новых уставе и уложении, горное право законом 1865 г. В 1872 г. совершенно преобразован весь строй отношений по недвижимостям, в 1875 г. опека и т. д. Система и язык кодекса также в значительной степени уступают французскому. Отказавшись от римской институционной системы, составители Landrecht'a разделили весь материал на две части, из которых в первой изложены постановления, касающиеся лица, как субъекта имущественных прав, во второй — лица, как члена семьи, товарищества и других союзов, до государственного включительно. В частностях также много оригинального, отчасти принятого позднее и в Code civil: абстрактное определение собственности, взгляд на обязательства, как способы приобретения права собственности и других вещных прав, разделение законного и завещательного наследования по разным отделам и т. д. Недостаток системы в некоторой сложности и искусственности всего построения, затрудняющих пользование кодексом. Несмотря, однако, на все это, несомненно, что прусский кодекс доказал возможность объединения германского права в двух своих составных частях: римском и национально-немецком праве — на почве потребностей современной жизни и сделался опорой дальнейших кодификационных работ. В этом отношении он стоит несравненно выше баварского кодекса (Codex Maximilianeus civilis), задуманного несколько позднее прусского (1751), но оконченного уже в 1756 г. Его целью было собрать в одно целое общее и статутарное право, чтобы "каждый, кому встретится надобность узнать право ради должностных или собственных дел, мог его легко понять, усвоить и применить", как говорит патент о его обнародовании. Кодекс, однако, не устранял действия ни обычного права, признанного им равноправным источником права, ни влияния судебной практики на дальнейшее образование права, ни субсидиарной роли римского права, им самим узаконенной. Хотя система его и отличается простотой (обыкновенная институционная с разделением на три части: лицо, вещи, акты или действия), однако, общее построение напоминает скорее учебник, чем закон. Язык представляет смесь латинского и немецкого, затрудняющую понимание. Кодекс имеет и существенные достоинства. Он сумел избежать казуистики и дает достаточно руководящих принципов для решения практических случаев. Но, представляя собой К. лишь