Каринский

Определение "Каринский" в словаре Брокгауза и Ефрона

Каринский Михаил Иванович — один из наиболее значительных представителей философии в России, сын московского священника, род. 4 ноября 1840 г. Окончил курс в Москов. духовной акд. со степенью магистра. С 1869 до 1894 г. преподавал философию в СПб. дух. акд.; в 1880 г. за диссертацию "Классификация выводов" получил степень доктора философии в СПб. университете. Другие сочинения К.: "Египетские иудеи" ("Христианское чтение", 1870), "Критический обзор последнего периода германской философии" (СПб., 1873; отчет о заграничной командировка, во время которой К. слушал Лоце, Куно-Фишера и др.), "К вопросу о позитивизме" ("Прав. обозр.", 1875), "Подложные стихи в сочинении иудейского философа Аристовула" ("Ж. М. H. Пр.", 1876), "Апполоний Тианский" (там же, 1877), "Явление и действительность" ("Прав. обозр.", 1878), "О связи философских взглядов с физико-астрономическими в древнейший период греческой философии" ("Христ. чтение", 1883), "Учебники логики М. М. Троицкого" ("Ж. М. Н. Пр.", 1889), "Бесконечное Анаксимандра" (СПб., 1890), "Рецензия на сочинение Линицкого: Идеализм и реализм" ("Христ. чтение", 1892), "Об истинах самоочевидных" (СПб., 1893, вып. 1). Во всех своих трудах К. выказал глубину анализа, необыкновенную добросовестность в передаче чужих мыслей, а в критике их — чрезвычайную правдивость. Эти же свойства К. проявлял и в своей плодотворной преподавательской деятельности. Из учеников его выделяется В. Серебренников, автор сочинения о Локке. Большинство исторических работ К. имеет характер весьма ценных, по первоисточникам, монографий, касающихся самых запутанных вопросов, только "Обзор немецкой философии" представляет собою блестящий очерк развития основных идей немецкой философии, начиная с Канта и кончая Гартманом. Этот анализ классиков немецкой философии и их эпигонов содержит в себе и руководящие идеи самого Каринского. Вся немецкая философия стоит в зависимости от того направления, которое дал ей Кант; но Кантова система, как показывает К., имеет коренные недостатки, поэтому и все попытки систематизации, выросшие на этой почве, несостоятельны. Нужно, следовательно, заново пересмотреть основные вопросы познания. Таким образом, история философии привела К. к рассмотрению вопросов, составляющих догматическую часть его философии. Теория познания — это главная задача философии. В истинном познании мы имеем, во-первых, способ выведения мысли из других, т. е. формулы вывода; во-вторых — так как всякое доказательство покоится на истинах самоочевидных — определение числа аксиом и указание права их на достоверность. Эти две задачи Каринский разрешает в двух сочинениях: первую — в "Классификации выводов", вторую — в "Истинах самоочевидных". "Классификация выводов" — единственный русский вполне оригинальный и весьма значительный труд по логике. К. показывает несостоятельность обоих противоположных направлений в логике — силлогистического, формального (Аристотелевского) и индуктивного (Бакона и Милля). Он утверждает, что нельзя основывать классификацию выводов на противоположности между индукцией и силлогизмом. Среди силлогистических выводов найдутся такие, которые окажутся ближе к индуктивным, чем к другим силлогистическим; самый принцип деления силлогистических фигур, как чисто внешний, разъединяет сродное и соединяет совершенно различное. Противоположная школа Бакона и Милля, указала на некоторые существенные недостатки силлогистики, но сама не выдерживает критики. Отрицание силлогизма Баконом покоится на недоразумении, и его теория индукции отлично уживается с силлогизмом. Утверждение Милля, что всякий силлогизм есть petitio principii и что мы заключаем от частного к частному — неверно, ибо заключение получается лишь в том случае, если сделать добавочное предположение о сходстве частных случаев между собою. Оба направления, как силлогистическое, так и индуктивное, имеют и общие недостатки — а именно они оставляют без внимания целый ряд законных выводов, необъяснимых с их точки зрения. Итак, нужно найти новый принцип для классификации выводов. Выводом называется перенесение одного из основных элементов установленного уже в нашем знании суждения на соответственное место в другом суждении на основании некоторого отношения между остальными элементами обоих суждений. Логически перенесение элементов суждения из одного в другое может быть оправдано в случаях тождества этих элементов. Итак, тождество есть оправдание всякого вывода. Эта мысль К. сближает его с математическим направлением логики (Гамильтона и др.). Так как основных элементов в суждении два, субъект и предикат, то из сличения их получаются две главных группы выводов: первая, основанная на сличении субъектов двух суждений, дает выводы положительные; вторая, основанная на сличении предикатов двух суждений, дает выводы отрицательные и гипотетические. К. дает весьма подробное описание первой группы, причем останавливается на вполне законных выводах, обыкновенно не помещаемых в логиках, напр. заключении от частей агрегата к агрегату и т. д. Весьма интересны указания, каким образом и так называемую неполную индукцию следует свести к общему логическому основанию вывода — тождеству. Вторая группа рассмотрена К. менее подробно. В общем следует сказать, что К. нашел верный принцип и блистательно провел его и если можно спорить с К., то только относительно деталей, напр. того места, которое следует отвести умозаключению по аналогии, etc. Вторая задача логики, имеющая несравненно большее философское значение, состоит в перечислении и оправдании самоочевидных истин. На природу их в философии выражены два диаметрально противоположных взгляда: рационалистический и эмпирический. Эта противоположность направлений резко выступает в лице Канта и Милля. К. в первом выпуске своего труда "Об истинах самоочевидных" рассматривает пока только рационалистическое решение вопроса, причем, отождествляя в известном смысле рационализм с кантианизмом, подробно рассматривает "Критику чистого разума". До настоящего времени не было в литературе столь всестороннего анализа "Критики чистого разума", смелого и глубокого, каким является книга К. Он сначала критикует исходное положение "Критики чистого разума" и доказывает его догматичность: предполагая неопытное происхождение аксиом знания, Кант ссылается на всеобщность их и необходимость — но всеобщность и необходимость следует доказать, а не предполагать. Дальше Каринский останавливается на аксиомах математических и доказывает, что созерцания пространства и времени могут быть априорны, а суждения о законах созерцания (напр. математические аксиомы) могут, в то же время, происходить и из опыта. Математическое знание могло бы быть умозрительным, только если бы оно было аналитическим, а не синтетическим, как учит Кант; но в таком случае оно не могло бы быть всеобщим и необходимым, ибо можно представить себе пространство и с иными свойствами, чем те, которые за ним признают люди. Наконец, К. указывает и на противоречие между трансцендентальной эстетикой "Критики чистого разума" и ее аналитикой: в первой математические аксиомы выводятся из созерцания, во второй они рассматриваются как результаты рассудочной деятельности, так что аналитика делает излишним учение о созерцании. В третьей части К. рассматривает учение о рассудке, т. е. трансцендентальную аналитику. Канту неоднократно делали упрек в том, что он не выводит категорий рассудка, как намеревался, а берет их готовыми. К., указав на некоторые недостатки учения о категориях, показывает, что обязательность категорий для мысли не может быть выяснена мыслью и является вполне догматичным утверждением, почему и основоположения получают характер слепой необходимости, чуждой для самой мысли. Подробнее всего К. рассматривает категории отношения и из них — причинность. Чтобы признать объективную перемену, нужно подметить причинную ее зависимость от предшествовавшего явления; но подметить ее нельзя, не признав перемену объективною, и т. д. до бесконечности. Следовательно, нет возможности объективной перемены; Кант, тем не менее, полагает, что в наших восприятиях мы имеем дело с внешней действительностью. Наконец, в четвертой части автор рассматривает учение о созидании мира чистым самосознанием. К. соглашается с Кантом в воззрениях на самосознание как на силу, без единства и тождества которой невозможно знание, и критикует лишь положение, что самосознание творит внешний мир из порождаемых сознанием же ощущений, руководствуясь при этом законами созерцания и категориями рассудка. О К. см. "Правосл. обозрение" (1880, 6-7); Э. Радлов ("Русское обозр.", 1890, сентябрь); А. И. Введенский, "Вопросы философии и психологии" (1894, № 22) и Серебренников, там же (1894, № 23).

Э. Радлов.