Греческая литература

Определение "Греческая литература" в словаре Брокгауза и Ефрона

Греческая литература — Из огромного множества произведений древнегреческой литературы до нас дошли лишь весьма немногие; немало писателей и их сочинений известны нам только по именам; почти нет ни одного древнегреческого писателя, от которого дошло бы к нам все его литературное достояние. Ко всему этому присоединяется порча первоначальных текстов по вине времени, по невежеству переписчиков и иным обстоятельствам. Понятно, почему до настоящего времени не существует такого обозрения Г. литературы, которое изображало бы все последовательное ее развитие, без пробелов или произвольных теоретических построений. Однако вековыми усилиями западноевропейских ученых достигнуто многое в смысле восстановления древних текстов и разностороннего выяснения литературных произведений. Наиболее известны следующие общие курсы Г. литературы: Bernhardy, "Grundriss d. gr. Litteratur" (только поэзия; 1 ч. 5 изд. 1892, 2 ч. 3 изд. 1880): К. О. Müller, "Geschichte d. gr. Litter. bis auf d.Zeitalter des Alexanders" (в новой обработке Гейца и с его продолжением, 4 изд. 1882-84); то же сочинение в прекрасном франц. переводе К. Гиллебранда, "Hist. de la littér. gr." (1866), и на англ. яз. с продолж. Дональдсона до завоевания Константинополя турками (Л., 1858); Mure, "Hist. of lang. and litter. of anc. Greece" (2 изд., Л., 1854-60); Nicolai, "Gesch. d. gr. Litter." (в нов. обраб., Магдеб., 1873); Bergk, "Gr. Litteratturgesch." (только 1-й том издан самим автором, в 1872 г.; 3 остальные выпущены в свет по рукописям автора Гинриксом и Пепмюллером, 1883-87); Mahaffy, "Hist. of classic. gr. litterat." (1880; русский перев. 1882-83); Sittl, "Gesch. d. gr. Litter. bis auf Alexand. d. Grossen" (1883-87); Croiset, Alfr. et Maur." "Hist. de la littér. gr." (1887-1891); Christ, "Gesch. d. gr. Litter. bis auf die Zeit Justi nians" (2 изд., 1890); Munk, "Gesch. d. gr. Litter." (3 изд. 1880; русск. пер. 1-го т. не удовлетвор.); Jevons, "Hist. of gr. liter. to the death of Demosth." (1886); E. Burnouf, "Hist de la littér. gr." (2 изд. 1885). Jebb, "Gr. literat." (5 изд. 1891, русск. пер. не удовлетв.). На русск. яз. оригинальное сочинение В. Ф. Корша "История греческой литературы" (во 2-ой ч. I т. его издания "Всеобщей истории литературы", СПб., 1881). Для истории литературной критики у древних греков весьма важно соч. E. Egger, "Essai sur l'hist. de la critique chez les Grecs" (2 изд. 1886).

Отличавшая древнего эллина способность живо воспринимать окружающее и быстро отзываться на него, проникать глубоко в основные мотивы явлений и улавливать их типические, существенные черты, пластичность греч. речи, дозволявшая эллину выражать легко и точно каждую свою мысль и настроение со всеми их оттенками, сообщили древнегреч. литературе гуманистический характер и обеспечили за нею общечеловеческий интерес. В основных свойствах эллинского гения кроется разгадка несравненной оригинальности его научного и художественного творчества, долговечности множества выработанных им идей, образов и целых систем мировоззрения; этим же обусловливается то громадное влияние, какое имела древнеэллинская литература на все позднейшие, начиная с римской, и на европейскую образованность вообще. Всестороннему развитию природных дарований благоприятствовали особенности политического общежития, поощрявшие высокое напряжение умственных сил и допускавшие широкую свободу мысли и слова. Успехи драмы, красноречия и изучения форм политического общежития находились в ближайшей зависимости от демократического строя городских республик. Вовсе не случайно то обстоятельство, что по степени и качеству умственной производительности в древней Греции первое место принадлежало афинской демократии, где и политические учреждения, и нравы, и вкусы общества наиболее содействовали свободному развитию и упражнению всех способностей гражданина, потребных для деятельного сознательного участия в делах общины.

Крайними пределами истории древнегреческой литературы следует признавать XI в. до Р. X., когда сложились многочисленные сказания о героях Троянской войны, и первую половину VI в. по Р. X., когда по распоряжению импер. Юстиниана (529) закрыты были философские школы в Афинах. В этом промежутке времени различаются два отдела: один — от начала литературы до III в. до Р. X., по преимуществу творческий; другой — от начала александрийской учености до Юстиниана, по преимуществу время изучения прежней литературы и усвоения древнегреческой образованности другими народностями. В творческой эпохе Г. литературы различаются два периода: развитие эпоса, лирики, возникновение драмы и всех видов прозы — приблизительно до 480 г. до Р. X., и другой период, аттический, пора высшего процветания драмы, красноречия, философии, историографии с переходом к точным наукам. В первом периоде руководящая роль принадлежала колониям, во втором неоспоримо господствовали Афины.

Главное литературное явление первого периода — так наз. гомеровские поэмы, представляющие собою завершение длинного ряда меньших опытов легендарной поэзии, а также религиозного и бытового песнотворчества. Задолго до появления на свет Илиады и Одиссеи, древнейших памятников Г. литературы, сложились образы главных эллинских божеств и героев троянского и дотроянского времени, установились типические черты богов и полубогов, их генеалогии, образовались эпитеты, выработана была стихотворная форма, пригодная для повествования и т. д. Илиада и Одиссея вмещали в себе лишь небольшую часть сюжетов и эпизодов, обработанных раньше многими поколениями рассказчиков и певцов. К этой древнейшей поэзии греков, не исключая и гомеровских поэм, нельзя относиться так, как мы относимся обыкновенно к произведениям сознательно поэтическим. Воображать себе, будто древний поэт, полный веры в священную старину, руководствовался в своем творчестве только требованиями поэзии и именно особого вида ее, в данном случае эпоса, что он только в силу этих требований изменял одно в своем материале, устранял другое, добавлял третье — значит наши собственные понятия переносить на такие времена и бытовые условия, когда они вовсе не могли иметь места. Каждый последующий певец, продолжая дело предшественников, брал от них то, что казалось ему наиболее согласным с природою божества или с характером героя; иногда певец довольствовался сопоставлением нескольких вариантов, мало смущаясь разногласиями между ними и даже не всегда их замечая. Только твердо памятуя эту историческую точку зрения, можно уберечь себя от субъективных построений и увлечений в разъяснении древнейших памятников греч. поэзии — тех увлечений, какими преисполнен так наз. гомеровский вопрос (см. Гомер).

Колыбелью греческой поэзии была богато одаренная от природы северо-восточная область Фессалии, Пиерия, или Фракия, родина муз, место деятельности мифических поэтов: Орфея, Мусея, Евмолпа, Памфоса, Фамириса. Отсюда поклонение музам распространилось к югу, на Фокиду, Беотию, Аттику. Занятие поэзией находилось здесь в связи преимущественно с культами Зевса, Диониса и Деметры. Другая группа певцов, с Оленом во главе, соединялась около Аполлона в Ликии, на Крите и в Дельфах. Кажется, служителями этого божества был изобретен героический стих, или дактилический гекзаметр. Музыка, именно игра на форминге или кифаре, лире, поставлена в теснейшую связь с поэзией. Этот же подготовительный период характеризуется влиянием малоазийских народов, родственных эллинам, — главным образом фригийцев и ликиян. Рядом с песней, преимущественно религиозного характера, существовали с незапамятных времен более или менее занимательные рассказы о громких подвигах отдельных личностей — богатырей, вождей, правителей — и целых общин; подобные рассказы, умножаясь в числе по мере совершения новых подвигов, соединяли в себе разнородные элементы мифа и действительности, изображали богов и людей в постоянных отношениях и взаимодействии, людей наделяли сверхчеловеческими свойствами, богов низводили до уровня смертных. Если события близкие, только что совершившиеся, понимались и изображались поэтами не иначе, как в виде необычайных деяний богов или при непосредственном их участии, то давность события открывала тем больший простор для вымысла и чудесного: без этого современность и история представлялись бы древнему эллину столь же мало вразумительными и интересными, как нам подобное изображение кажется неправдоподобным и произвольным. Гераклы, Тезеи, Язоны, Персеи, Мелеагры, Амфиараи и многие другие упоминаются в гомеровских поэмах как хорошо известные представители давнего, грандиозного прошлого, отодвинутого вдаль воспоминаниями ближайших событий, различными эпизодами ахейско-троянской войны и приключениями ее героев. Троянская война как первое славное дело всей Эллады, совершившееся до так назыв. возвращения Гераклидов в Пелопоннес и до основания малоазийских колоний, сделалась надолго излюбленнейшим предметом рассказов и песнопений, образчиками коих могут служить песни Фемия и Демодока в Одиссее. Многочисленные, первоначально короткие песни троянского цикла вызвали в X-IX вв. до Р. X. гениальную попытку создать цельные поэмы с центральным героем и событием в каждой, с небывалою дотоле обрисовкою характеров, с чрезвычайным разнообразием положений, объединяемых моральными воззрениями автора; получились древнейшие бессмертные памятники Г. и вообще европейской литературы, до наших дней неразрывно связанные с именем Гомера (см.). Мы из Одиссеи знаем, что древний эллин любил новые песни о недавних событиях, и потому начатки троянского эпоса необходимо приурочивать еще к собственной Элладе, более всего к Фессалии и Арголиде, родным местам первенствующих ахейских героев, и относить появление их ко времени самой войны и к непосредственно за войною следовавшему. Полного расцвета эпическая поэзия достигла, однако, лишь на малоазийском побережье, в колониях, преимущественно ионийских, хотя ионические поэты только продолжали и совершенствовали дело эолян. Древние поэты были вместе и исполнителями своих и чужих песен, певцами (аэды), которые при исполнении пользовались аккомпанементом на форминге. На торжествах народа или правителей и вождей подобные певцы-поэты были желаннейшими и почетнейшими гостями. Удаляясь под Трою, Агамемнон доверил супругу свою домашнему певцу. Аэды были ближайшими хранителями и распространителями гомеровских поэм и иных песен. За аэдами следовали декламаторы-рапсоды, на общественных собраниях произносившие чужие песни без музыкального аккомпанемента, зато драматизировавшие свое исполнение при помощи мимики и костюмов. С первой половины VIII и до половины VI в. до Р. X. ряд поэтов задавался мыслью изложить в стихотворной форме, по образцам гомеровским, весь по возможности цикл троянских сказаний. Это — поэты-циклики: Арктин, Стасин, Лесхес, Агий, Евгаммон, не обладавшие ни дарованием, ни искренним воодушевлением родоначальников эпоса. Рядом с троянским существовали и обрабатывались подобными же поэтами циклы сказаний фивских (Фиваида, Эпигоны), геракловых. Циклические поэмы, по объему иногда превосходившие Одиссею, имели для позднейших поэтов, историков, философов, антиквариев значение и интерес сборников мифов и сказаний, пригодных для поэтических или моралистических целей.

В тесной связи с именем Гомера находятся еще так называемые Гомеровские гимны, дошедшие до нас в виде 34 песен, неодинаковых по достоинству и объему и разновременных по происхождению. Время образования этих песен, служивших на религиозных празднествах вступлениями к декламации гомеровских песен — VIII-V вв. до Р. X. Составлялись они в кружках рапсодов. Гомеру еще Аристотель приписывал древнейшую юмористическую поэму Маргит (глуповатый всезнайка), а Илиада вызвала на свет в сравнительно позднее время пародию под именем Война мышей и лягушек. Уже в гомеровских поэмах можно наблюдать присутствие элементов наставительного эпоса, выражение недовольства существующими отношениями и желание большей правды в людских делах. В результате такого настроения явилась поэма Работа и дни. С другой стороны, рано чувствовалась потребность в связных систематических представлениях о богах, о первоначальной истории мира и человеческих обществ, о взаимных отношениях между божествами, героями и простыми смертными. Ответом на эти запросы служила Теогония. Обе поэмы, религиозно-наставительного характера, вышли из беотийской школы певцов и принадлежали уроженцу Аскры Гезиоду (см.). Гомер и Гезиод почитались у древних греков творцами теогонии и теологии; имена их обыкновенно употреблялись рядом, нераздельно, хотя гезиодовы поэмы сложились лет сто спустя после гомеровских.

По мере того, как общественная и личная жизнь становилась разнообразнее и сложнее, особенно в богатеющих торговых колониях, нарождались и новые формы поэтического творчества. В политическом общежитии наследственная монархия уступила место олигархическому или демократическому правлению или вышедшей из борьбы партий и вначале опиравшейся на народ тирании. Поэзия много потеряла в торжественности, но не меньше выиграла в практическом, житейском значении; из вдохновенных глашатаев муз или Аполлона поэты обратились в простых смертных, выдававшихся над толпою большею отзывчивостью, мудростью практических советов или меткостью и язвительностью критики. Достаточно напомнить, что в рядах поэтов того времени почетнейшее место принадлежало великому афинскому законодателю Солону; что другой афинский гражданин, Тиртей, добывал своими песнями победы спартанцам; что Феогнид пользовался стихотворной формой для беспощадного преследования политических противников, и проч. Самая форма стихотворений — элегическое двустишие из гекзаметра и пентаметра — отличалась в сравнении с эпическим стихом краткостью и выразительностью, а ямбический размер сатирических стихотворений еще больше сближал поэтическую речь с обыденной, разговорной. Злоба дня в ее бесконечном разнообразии и волновавшие наблюдателя чувства были предметом поэтического выражения в элегиях и ямбах в течение VII и VI вв.; выработанными тогда стихотворными формами охотно пользовались, впрочем, и впоследствии. Древние элегии исполнялись под аккомпанемент флейты. Из числа элегических и ямбических поэтов Каллин, Симонид, Мимнерм, Фокилид, Ксенофан, Гиппопакт, Архилох принадлежали малоазийским городам и островам; Солон, Феогнид, Тиртей были уроженцы Аттики и Мегары. Хотя эпос и элегия развивались и не без связи с музыкою, но первое время музыка была довольно проста и монотонна; стихотворные тексты декламировались и совершенствовались независимо от музыкального аккомпанемента. Не так было с поэзией собственно лирической, или песенной (мелической), успехи которой были подготовлены развитием музыки и которая отдельно от музыки не существовала; иногда к музыке присоединялись и ритмические движения, орхестика. Начатки лирики содержались в древнейших народных песнях, но сознательная разработка ее в связи с музыкой начинается с Терпандра, лесбийца родом, который в VII веке до Р. X. на карнейских и пифийских собраниях в Спарте и Дельфах выступил (с семиструнной лирой вместо первобытной четырехструнной) как исполнитель религиозных песнопений, номов, с усовершенствованным музыкальным аккомпанементом. Он открыл гамму звуков, установил основные гармонии, лады греческой музыки и вообще положил начало систематическому музыкальному искусству. Греческая лирика делилась на собственно песню и хоровое пение (энкомии, эпиникии, пеаны, дифирамбы и проч.) и развивалась в одно время с элегией и ямбом: Терпандр предшествовал Архилоху, а в одно время с Солоном жили главные представители обоих видов лирики: Алкей, Сафо (Сапфо), Стесихор. Элегия и ямбы примыкали по языку к ионийскому эпосу, лирическая поэзия, по самой своей природе более индивидуальная, представляла бесконечное разнообразие наречий и местных говоров в теснейшей зависимости каждого поэта от его родины и места деятельности. Ионийские, эолийские, дорийские говоры были равноправны в лирике. Не меньшим разнообразием отличалось стихосложение лирических песен в зависимости от личности поэта и от тончайших оттенков выражаемого в песне настроения. Если номы и просодии Терпандра и Клонаса, исполнявшиеся под аккомпанемент кифары или флейты, пользовались размерами, ранее их вошедшими в употребление, — гекзаметром, ямбом и элегическим двустишием, то последующие лирики обнаруживали в этом отношении необычайную изобретательность и свободу творчества. Впрочем, и раньше уже, главным образом гением Архилоха, введены были в обращение, кроме гекзаметра и пентаметра, ямбы, трохеи, анапесты. Из выдающихся лириков чуть не каждый или прибавлял новые стихотворные формы, навсегда удерживавшие за собою имена творцов своих, или налагал печать собственной индивидуальности на формы уже существующие, изменяя и совершенствуя их. В отношении изобретательности всех лириков превзошел спартанский поэт половины VII в. до Р. X., Алкман, у которого впервые находим размеры ионийские и логахдические; он же первый употреблял размер, оказавшийся весьма пригодным для хвалебных стихотворений. Начинания Алкмана нашли себе продолжателя в Стесихоре из Гимеры. В среде лириков вошло в обычай расчленение стихотворения на строфы, начало чему дано было уже элегическим двустишием: это — объединенные в своих частях группы стихов, или правильно чередующиеся, или меняющиеся в своем построении. Вообще в древнегреч. лирике различаются направления эолийское и ионийское, с одной стороны, и дорийское, с другой. Главные представители первого — Алкей, Сафо, Анакреон, второго — Алкман, Стесихор, Ибик, Симонид из Кеоса, Арион, Вакхилид, Пиндар. Только первые поэты — лирики в нашем смысле слова, выражавшие в своих произведениях личные душевные состояния; вторые, собственно греческие лирики, занимавшие в греческой жизни более почетное место, назначали свои песни прежде всего для украшения празднества прославления богов и т. п., вследствие чего содержание их произведений было более общего, нежели личного характера; не страстность, но торжественность были отличительною чертою этой дорийской поэзии. Одни песни назначались для исполнения одним голосом, в частной жизни отдельных граждан; другие были хоровые и имели значение преимущественно религиозно-общественное, исполнялись в публичных местах. Строение песен первой категории было несравненно проще; здесь допускалось непрерывное чередование отдельных стихов, или же строфы одинакового строения следовали одна за другою. Несравненно большим разнообразием отличалось строфическое строение хоровых песен, особенно со времени Стесихора, который ввел в стихосложение чередование тройных групп — строфы, антистрофы и эпода, — соответственно движениям хора вправо, обратному влево и заключительному нахождению на месте. Хоровые песни были значительнее и по объему. Победные песни Пиндара — на эпическом наречии, с сильною примесью доризмов, — составленные во славу победителей на четырех общеэллинских празднествах и дошедшие до нас в числе 44, являются единственными и великолепнейшими образчиками хоровой греч. лирики. Одна из форм этой же лирики, дифирамб, послужила источником трагедии, а из шуточных хоровых песен, тоже в честь Диониса или Вакха, вышла комедия. Исконные начатки драмы, содержавшиеся в самой жизни древнего грека и особенно в культе Диониса, развились быстро до классических образцов драматической поэзии благодаря достигнутым раньше успехам лирики, в частности — дифирамба. Дифирамбическому хору дал правильную организацию Арион из Коринфа, а знаменитейшие лирики распространили дифирамбическую песню с Диониса и на другие мифические личности. Уже при Солоне, в начале VI в. до Р. X., в Афинах можно было видеть первые опыты драматизирования дифирамба при помощи одного актера, которым был сам виновник нововведения, икариец Феспид. Драматические представления (прежде трагедия, потом и комедия) заняли место наряду с дифирамбом в чествовании Диониса, и так как это были народные празднества по преимуществу, так как при важнейших из них присутствовали в большом числе и иноземцы, то государство было заинтересовано в возможно более великолепном и привлекательном исполнении их, и драматические писатели находили достаточное для себя удовлетворение и поощрение в горячем сочувствии и понимании многотысячной публики. Сооружение в Афинах каменного театра около 500 г. до Р. X. было внешним выражением того, что драматические представления стали предметом государственной заботливости. Феспид, Херил, Пратина, Фриних — немногие предшественники отца трагедии, Эсхила. Глубина и разнообразие психологических наблюдений, напряженный интерес к чисто человеческим сторонам мифических и легендарных героев, старательная мотивировка их решений и столкновений, законосообразная комбинация внешних обстоятельств и душевных состояний действующих лиц — таковы черты аттической драмы, обеспечившие за нею на многие века просветительное значение. Изумительно быстрому росту драмы благоприятствовали также успехи гражданственности в Афинской республике и высокое общее развитие массы афинских граждан. Только при наличности свободных демократических учреждений стала возможною в Афинах древняя политическая комедия, вышедшая из фаллических песен и первоначально сложившаяся в дорийских Meгарах. Нравоописательная комедия, в первой поре развития также принадлежавшая дорянам, начала слагаться среди сицилийцев в VII в. до Р. Х.; это — старшая сестра средней и новой аттической комедии. Тому же периоду новых политических образований принадлежат первые опыты прозы историко-географической и философской, по своему содержанию тесно примыкающие к эпической поэзии и народной мифологии. Греческая историография началась с переложения в прозу поэтических сказаний в порядке хронологической последовательности и с записи достопримечательностей отдельных городов и народов. Кадм, Дионисий, Гекагей милетский, Ксанф из Лидии, Харов из Лампсака, Гелланик из Митилены и др. были древнейшими историческими писателями. Представителями древнейшей Г. философии являются Фалес, Анаксимен, Анаксимандр (см. Греческая философия). В конце первого периода истории Г. литературы все части эллинского мира были охвачены политическим и умственным движением, а накопление богатств торговлею и промыслами и получение из Египта папируса — сравнительно дешевого писчего материала — облегчали литературную производительность городских республик и содействовали их умственному сближению. Весьма характерными выразителями той эпохи возбуждения и повсеместной напряженной деятельности были так называемые семь мудрецов (Биант, Хилон, Клеобул, Периандр, Питтак, Фалес, Солон) — рассеянные по разным городам практические деятели и учителя, которые в стихотворной, сжатой форме предлагали уроки житейской мудрости.

Началом следующего периода можно считать 478 год, когда образовался так называемый афинско-делийский союз и Афины на долгое время стали общепризнанным гегемоном значительной части Эллады. Искони в народной поэзии существовавшие зачатки драмы были обработаны в Афинах до уровня долговечнейших образцов драматического творчества. Хотя наличность высоко развитых форм эпоса и лирики сильно облегчала развитие аттической драмы, тем не менее и трагедия, и комедия были оригинальным созданием афинян, больше всего обязанным совокупности политических и культурных условий в Афинах. Из двух видов драмы трагедия по своим сюжетам тесно примыкала к народным сказаниям и мифам, а комедия черпала содержание из наблюдений над современными политическими деятелями, текущими общественными событиями, нравами и т. п. Поднимаясь над частными практическими интересами, трагедия вводила зрителей в круг интересов и понятий общего характера, религиозных, этических и общественных, воплощая их в типические образы, каждому близкие и понятные. Со стороны содержания произведения афинских трагиков были, по-видимому, только прямым продолжением Гомера и цикликов: те же освященные верою имена и взаимные отношения божеств и героев, то же почтительное обращение с мифом, та же, до Еврипида по крайней мере, искренность веры. Тем знаменательнее были новые способы обработки народных сказаний, более гармонировавшие с светским настроением общества и с успехами обобщения в сфере мысли и чувства. Уже начиная с Эсхила, господствующим предметом изображения в трагедиях, а следовательно — и симпатий зрителя, стала душевная жизнь человека с ее надеждами, опасениями, страстями. Мифическая старина сохранялась только как удобная, всеми признаваемая форма, под которой слышалось биение живой действительности; легендарные личности являлись истолкователями или выразителями того, чем жили современники трагика. Никогда раньше афинская публика не подходила так близко при посредстве поэтических изображений к естественной связи причин и последствий; никогда еще не возвещалось ей в художественных образах столько правил религии и морали. Это была философия для народа. Необычайная популярность аттической трагедии явствует, между прочим, из того, что в течение V в. до Р. X. написано было для афинского театра не меньше 1000 трагедий. К сожалению, из этого громадного числа трагедий до нас дошли всего 31 — по семи от Эсхила и Софокла и 17 от Еврипида, а также одна сатирическая драма Еврипида, Циклоп. На афинском театре держался до IV в. обычай ставить трагедии группами, так называемыми тетралогиями, при чем представление трех трагедий заключалось шаловливой пьесой наподобие нашего водевиля; хоры этих пьес состояли из сатиров, постоянных спутников Диониса, откуда и самое название сатирической драмы. От огромного числа афинских трагиков сохранились немногие имена и незначительные отрывки (классическое издание отрывков А. К. Наука совместно с П. В. Никитиным: "Fragmenta tragicor. graecorum", Лейпциг, 1889). Кроме Эсхила, Софокла и Еврипида, затмивших собою не только современных им трагиков, но и последующих, более известны Ион, Агафон, Ахей, Крития, Евфорион, Еврипид младший.

Параллельно с трагедией развивалась в Афинах комедия, перенесенная сюда из Мегар и только здесь достигшая высокой степени совершенства и огромного влияния на окружающее. Магнет, Кратин, Евполид, Кратет и др. подготовили полный расцвет аттической комедии в V в., в произведениях Аристофана, из 64 пьес которого дошли до нас 11. Наиболее характерною особенностью аристофановской комедии была парабаза, разрывавшая представление на две части. Это — песня, которую исполнял весь хор или корифей его и в которой от лица автора высказывались зрителям советы, предостережения, жалобы на литературных соперников и политическ. врагов автора, суждения о современных событиях и лицах и т. п. Политическая свобода, высокое умственное развитие граждан, а равно гений Аристофана и его предшественников преобразили грубый фарс, каким была комедия первоначально и осталась навсегда в других частях Эллады, в оригинальнейший вид драмы, совмещавший в себе черты беспощадной сатиры и памфлета, с одной стороны, истинно художественного создания — с другой. Конечно, критика аттической комедии, касалась ли она политики (Клеон), литературы (Еврипид) или философии (Сократ), была односторонняя и имела в виду вернуть доброе старое время марафономахов, вооружить общественное мнение против новаторов; поэтому значение древней комедии как источника для политической истории весьма относительное. Однако смех Аристофана не останавливался ни перед чем, проникая все сферы жизни и на самом деле подрывая традиционные начала. Блудливый Зевс, обжорливый и жадный до золота Гермес, Опора и Феория в виде гетер — таковы божества в комедии Мир. Поместившееся между небом и землею птичье царство грозит отнять у богов и жертвенный дым, и любовные наслаждения (Птицы). В Дедале Зевс изображен вором и обманщиком и т. п. Рядом с Еврипидом и Агафоном упрекам Аристофана подвергался и торжественный, богобоязненный Эсхил. Последствия комедии получались далеко не те, каких, может быть, желал сам комик: не ослабляла, а скорее усиливала аттическая комедия дух сомнения и критики в современном обществе. Вопросы политические, частные и общие, социальные, литературные, педагогические, философские находили себе место в древней комедии, как можно видеть и по уцелевшим пьесам Аристофана, и обсуждались вкривь и вкось с не виданною ни раньше, ни позже свободою. Уже в числе комедий Аристофана есть несколько свободных от личных нападок (Птицы, Мир, Лисистрата, Богатство, Осы, Женское народное собрание); личная критика является в них лишь мимоходом, в виде намеков, уступая главное место сатире на целые направления в литературе и общественной жизни, а также на целые классы граждан. Так наз. средняя и новая комедия (от восстановления афинской демократии в 403 г. до александрийского периода), внешним образом отличавшаяся от аристофановской отсутствием хора, представляет собою только более постоянное и последовательное развитие тех элементов пародии на мифологические личности и на трагиков, а равно сатиры на общественные и домашние нравы, которые содержались в изобилии в самых зародышах аттической и вообще греческой комедии и в произведениях Аристофана; с другой стороны, не совсем были изгнаны из этих позднейших видов комедии и личные нападки на политических деятелей. Новая аттическая комедия нам известна почти исключительно по римским подражаниям Плавта и Теренция; у греков главный представитель ее — Менандр.

Диалектика и красноречие всех видов входили существенными частями в поэтическую речь трагедии и комедии. Старание убедить противника, доказать виновность его и свою правоту составляют главную задачу драматических диалогов и многих монологов. Для житейских отношений в афинской демократии нужна была тщательно обработанная ораторская речь прозаическая. Свободное убедительное слово было сильнейшим рычагом успеха в афинской республике и даже больше: оно было одним из действительнейших средств самозащиты в делах политических и частных. Там, где в силу закона каждый гражданин обязан был свою тяжбу вести самолично и все судопроизводство было устное, публичное, состязательное, там, где общественное значение отдельной личности и активное участие в делах родины определялись прежде всего личными дарованиями, уменьем убедить полновластное собрание народа в выгодности предлагаемых мер, — там искусство ораторской речи и возможность научиться ему становились одним из предметов первой необходимости. Афинская республика в короткий сравнительно период времени произвела на свет большое число ораторов и учителей красноречия, не превзойденных в последующие времена: Антифон, Андокид, Лисия, Исократ, Исей, Ликург, Гиперид, Демосфен и мн. др. Афинская школа красноречия была создана софистами и учителями теории красноречия, уроженцами Сицилии. В произведениях знаменитых ораторов аттическая проза впервые достигла окончательного развития и с половины IV в. до Р. X. поднялась на высоту литературного языка всех эллинов. Впрочем, древнейшим из уцелевших образцов аттической прозы должно считать приписываемый Ксенофонту трактат Об афинском государственном устройстве (425 до Р. X.). Антифон, Лисия, Исократ дали образцы слога высокого, среднего и низкого, причем настоящим творцом эллинской литературной прозы был Исократ. Число учеников его было весьма велико; к ним принадлежали и историки-риторы IV века до Р. X., Феопомп и Эфор. Но величайшим оратором Афин был Демосфен, учившийся у Исея. Вся жизнь Демосфена служит ярким свидетельством того, какою силою обладало общественное мнение в Афинах, а с другой стороны — и того, какого влияния достигал в Афинской республике гражданин, отдававшийся служению родине и достойным образом подготовивший себя к общественной деятельности.

Драматическому диалогу в поэзии соответствовала разговорная литературная проза в применении к предметам философии. Творцом ее должен почитаться Сократ, а несравненным выразителем в литературе — Платон, автор многочисленных диалогов, помимо философского значения отличавшихся высокими достоинствами как произведения литературные. Отвлеченные мысли Платон нередко воплощает в художественные образы и картины. Часто разговор прерывается вдохновенным повествованием, возносящим читателя в мир высших понятий, надежд и желаний. Замечательнейшим учеником Платона был Аристотель, творец научной прозы. Продолжателем Аристотеля явился Феофраст. В IV в. до Р. X. возникли наряду с прежними новые направления философской мысли — эпикуреизм и стоицизм (см. Греческая философия). Дальше от практической жизни стояла историография, которая тоже в Афинах или под афинскими влияниями обрела себе таких представителей, как Геродот, Фукидид, Ксенофонт. Первый из них (см.), уроженец дорийско-ионийского Галикарнаса, писавший ионийскою прозою, был истым афинянином по своим политическим симпатиям и личным отношениям, по основной мысли всего повествования, согласно которой спасителями Эллады от ига варваров были афиняне. Идеей непрестанного вмешательства карающего и смиряющего божества объединяется у историка разнороднейший материал, часто лишь внешним образом относящийся к главному предмету повествования — эллино-варварской борьбе. Легенде и басням отводится еще много места. Одному только событию, притом современному, посвящен исторический труд Фукидида о Пелопоннесской войне. Уровень критики здесь несравненно выше, чем у Геродота, но место религиозной тенденции заступает художественная. Выразительнейшим признаком такой перемены служит обилие речей в Фукидидовском сочинении, которые отвечают понятию художественной правды, но не документальной, исторической. Главным фактором исторических событий и катастроф Фукидид почитает не богов, но самого человека с его характером и умом, его расчетами и ошибками. Историку приходилось бороться с несовершенствами тогдашней прозы, которыми обусловлена относительная трудность изложения. Глубокомыслием и точностью выражений искупаются стилистические недостатки. Идеал государственного деятеля для Фукидида — Перикл. Важнейший исторический труд Ксенофонта, История Эллады, посвящен главным образом времени гегемонии Спарты и Фив после Пелопонесской войны, окончившейся разорением и политическим упадком Афин. Ксенофонт как писатель принадлежит Афинам по происхождению, образованию и языку (на котором заметно влияние Исократа), но не по общественному настроению и не по личным симпатиям. Почтительный ученик Сократа, он в то же время был горячим поклонником спартанца Агесилая и идеализировал Кира (Агесилай, Киропедия). По степени достоверности и беспристрастия, по верности понимания событий он далеко уступает Фукидиду, но настолько же превосходит его как интересный рассказчик о разнороднейших предметах домашнего быта и общественных отношений, воспитания, морали и т. п. Решительно порвав узы городского, даже эллинского патриотизма, Ксенофонт охотнее шел на службу к персидскому царевичу или спартанскому царю, чем оставался на родине, где не все отвечало его политическим идеалам и правилам поведения. В его "Киропедии" мы находим древнейший образчик романического рассказа в европейской литературе. Его "Отступление десяти тысяч" изобилует картинами и описаниями нравов полудиких народов, между прочим, некоторых частей нынешней Азиатской России.

С водворением македонского господства были закреплены и получили новую силу условия греческой образованности и литературы, слагавшиеся в этому времени под влиянием внутренних отношений в самом эллинском мире. Потребность в политич. организации более удовлетворительной и целесообразной чувствовалась и сознавалась задолго до появления на исторической сцене Филиппа и Александра. Узы городского патриотизма были разрушены успехами философской мысли и художественного творчества, торговыми и промышленными отношениями. По словам Исократа, "афиняне достигли того, что имя эллина стало даваться не за принадлежность к эллинской расе, но за умственное развитие, и должно при