Гомер, древнегреческий поэт

Определение "Гомер, древнегреческий поэт" в словаре Брокгауза и Ефрона

Гомер, древнегреческий поэт (Όμηρος). — Третье тысячелетие доживает имя Г.; любознательность и остроумие продолжают неустанно работать над решением множества соединенных с ним вопросов — и все же многовековая загадка ждет своего Эдипа. Именем Г. открывается история литературы не эллинской только, но и прочих европейских, подобно тому как нарисованные Г. картины быта открывают собою историю европейской гражданственности и образованности вообще. Со времени Платона, а наиболее решительно — в школе александрийских грамматиков выделены были из множества эпических произведений "Илиада" и "Одиссея" как единственные достойные имени Г., царя поэтов. Тогда же раздавались было голоса скептиков (chorizontes) против присвоения Г. "Одиссеи"; но авторитет величайшего в древности литературного критика, Аристарха, восстановил нарушенное на время единомыслие по вопросу об авторстве обеих поэм. До конца XVIII века античная традиция сохранялась неприкосновенной, и в литературе безраздельно господствовало убеждение, что жившая в глубокой древности реальная единая личность силою необыкновенного дарования и всестороннего опыта задумала по определенным планам и чудесно исполнила две бессмертные поэмы, целиком, от начала до конца. Родоначальником поэзии, вождем всех поэтов является Г. и в Божественной комедии. В греческой и римской древности, a также и в новой Европе имя Г. вызывало, впрочем, не одни восторги и поклонение; не было недостатка и в суровых критиках и хулителях его (Зоил); даже почитатели Г., к числу коих относится и знаменитая александрийская триада — Геродот, Аристофан, Аристарх — не всем одинаково восхищались в "Илиаде" и "Одиссее", исправляя одно, заподозривая другое, отвергая третье как неподлинное. "Одиссею" Аристофан заканчивал 296 стихом XXIII песни; Х п. "Илиады", так называемая Долония, почиталась вставкою Пизистрата и т. п. Однако во всех подобных случаях не возникало сомнения ни в существовании гениальнейшего из поэтов, ни в способности его создать эти поэмы целиком, ни в возможности согласовать с этим убеждением наличность в поэмах слабых или сомнительных стихов и даже целых песен. Конечно, древним критикам недоставало глубины и точности анализа, в котором изощрились последующие поколения; но зато положение их не было чуждо некоторых выгод сравнительно с положением новых критиков. Эти последние слишком удалены от того родника, из которого выходили произведения, подобные Илиаде и Одиссее, и от тех условий, исторических и национальных, в кот. совершалась деятельность не только Г. или Гесиода, но даже Эсхила или Сократа. Новым критикам присуща наклонность, большею частью совершенно ими не сознаваемая и находящая себе известное оправдание в крайней скудости наших фактических сведений о древнейшем состоянии Эллады, — наклонность предъявлять к произведениям литературы, удаленной от нас на многие века и нам чуждой, такие требования, которые составляют продукт новых литературных явлений, новых понятий о поэтическом творчестве, об особенностях различных видов поэзии и т. п. Действительно, в истории гомеровского вопроса, представляющей собою с конца XVIII в. до наших дней длинную вереницу гипотез, сомнений и построений, можно было бы проследить отражения преобладавших в различные эпохи и в разных странах настроений мысли, методов научного изыскания и взглядов на искусство. При чтении анализа Г. поэм в соч.Лахмана, Кехли, Кирхгофа, Бергка, Христа, Круазе и при ознакомлении с попытками их восстановить первоначальную, подлинно Гомеровскую композицию той и другой поэмы с выделением из них всего, что, по убеждению критиков, принадлежало или продолжателям-поэтам, распространявшим первоначальные песни, или редакторам, озабоченным объединением и согласованием между собою древнейших и позднейших частей, нельзя не удивляться остроумию и проницательности авторов и не признавать весьма правдоподобными их построения; нельзя не замечать вместе с ними разного рода слабых мест или даже явных противоречий и несообразностей. Так, например, в "Илиаде" книги II-Х не имеют прямого отношения к сюжету поэмы — к раздражению Ахилла с его печальными последствиями для ахеян. При этом IX кн. содержит в себе удовлетворение оскорбленного вождя мирмидонян, после чего не должно бы оставаться места продолжению поэмы, т. е. целым 15 книгам; она противоречит притом XVI кн., где Ахилл всячески усиливается получить от Агамемнона то, что в IХ кн. ему предлагали раньше послы ахеян. Вождь пафлагонян Пилемен, убитый в сражении (V, 576), позже изображается в числе живых (XIII, 656). В I кн. Афина нисходит в лагерь ахеян, тогда как другое место книги говорит о пребывании богини в это самое время в земле эфиопов (ст. 195 и сл. срвн. с 424 и сл.). Много несообразности и в так называемом перечне кораблей (II, 484-779) и проч. и проч. В истории критики "Одиссеи" главное место занимает Кирхгоф ("Die Homerische Odyssee und ihre Entstehung", Берлин, 1859; "Die Homerische Odyssee", Берл., 1879), под влиянием кот. складывались гипотезы Бергка, Зитля, Джеба, Дюнцера, Виламовиц-Мёллендорфа, Магафи, Круазе и др. В I кн. решение Зевса послать Гермеса к Калипсо, насильно удерживающей у себя Одиссея, остается не выполненным, и потому совещание олимпийцев (I, 1-87) повторяется и продолжается в другом месте (V, 1 сл.), причем непосредственным продолжением первых стихов I кн. служат ст. 29 и сл. V кн. Отправляясь в Спарту и Пилос на разведки за отцом, Телемах предполагает пробыть в отсутствии не более 12 дней (II, 374 сл., IV, 632); в IV кн. он торопится выехать из Спарты в Пилос к товарищам (ст. 595 сл.); между тем в последующем изложении оказывается, что Телемах оставался еще в Спарте не менее 30 дней (XIII, 119). Путешествие Телемаха должно было первоначально составлять поэму, отдельную от "Одиссеи", следы чего и сохранились в подобных недочетах композиции; отрывки Телемахии разбросаны и в дальнейших частях поэмы, особенно в XIII кн. На вопрос царицы Ареты, обращенный к Одиссею, о его происхождении и проч. (VII, 238) ответ дается только в IX кн., ст. 19. Целый экскурс посвящен Кирхгофом вопросу о том, почему Одиссей в 13 и 16 кн. изображается превращенным в старца-нищего с помощью жезла Афины, а в кн. 19 и 23 никакого превращения нет. Наличность противоречия объясняется или введением мотива превращения редактором, или соединением в нынешней Одиссее двух версий, с превращением и без него, и т. д. Этих немногих примеров достаточно для иллюстрации нескончаемых споров чуть не о каждом стихе "Илиады" и "Одиссеи". Насколько преуспела атомистическая критика в этом направлении, можно видеть из сличения, напр., мнений Фр. А. Вольфа, О. Мюллера, Дж. Грота о несравненных достоинствах Одиссеи, как поэмы единой и цельной по первоначальному замыслу и плану, с выводами Кирхгофа и потом из сопоставления Кирхгофа с Бергком или Круазе, дающими весьма неблагоприятную оценку "Одиссеи". Неоспоримы заслуги немецкой критики, увлекающей з a собою и франц., и английск. филологов, в выяснении композиции гомеровских поэм и взаимного отношения между частями каждой из них, в выделении стихов и более значительных мест, ослабляющих или нарушающих силу и единство впечатления, напрасно задерживающих развитие основной темы и т. п. Как ни велики эти и подобные заслуги "раздробительной" критики, не менее важны и внушительны обратные усилия ученых отстоять традиционное убеждение в существовании единого Г., в создании им "Илиады" и "Одиссеи" в том приблизительно виде, в каком мы имеем их теперь, и в наличности определенного плана в каждой из поэм. Наиболее выдающиеся имена в этом направлении: — Ницш, Лерс, Фридлендер, Каммер; из русских ученых решительно примыкает к нему профессор Ф. Ф. Соколов ("Гомеровский вопрос", "Ж. M. H. Пр.", 1862). Характеристическим образчиком вполне зависимого от Кирхгофа и Виламовица решения гомеровского вопроса в русской литературе служит труд С. Шестакова "О происхождении поэм Гомера", вып. I; "О происхождении Одиссеи" (Казань, 1892). В настоящее время в филологической литературе все больше входит в силу направление, среднее между раздробительным и единительным. По смыслу этого направления, во главе коего должно поставить Г. Германа ("De interpolationibus Ho mеri", 1832, вып. V, 52-77) и позднейшими представителями коего являются Кирхгоф, Дюнцер, Грот, Бергк, Низе, Набер, Магафи, Джеб, Христ, Виламовиц, Круазе, в IX или Х в. до Р. Х. великий поэт, именуемый Г., создал цельную художественную поэму, предметом которой была распря между Ахиллом и Агамемноном и соединенные с нею перипетии борьбы ахеян и троянцев; значительно позже составлена была "Одиссея", как цельная повесть о возвращении героя на родину из-под Трои. Нынешняя "Илиада" в 15693 стиха сокращается у Зитля в своем первичном виде до 4000 стихов, а на первичную "Одиссею" отводится им же не больше 4000 стихов. Первичная "Илиада" Низе еще короче: I книга без заключения, часть II-ой, конец XV, начало XVI и некоторые части дальнейших книг до XXII, а равно часть ХIII-ой. По мнению Джеба, в состав "Илиады" входили только книги I, XI и XVI-XXII. Бергк и многие другие критики считают недостойными Гомера такие знаменитые эпизоды, как беседа Приама с Еленою у городской стены, прощание Гектора с Андромахою, встреча Приама с Ахиллом в ахейском стане и проч. Словом, существуют бесконечные разногласия между гомеровскими критиками, как скоро они пытаются начертить схему постепенного образования той или другой поэмы из первичного зерна. Массою критических замечаний заслоняются высокие достоинства бессмертных произведений. Безнадежное, по-видимому, положение вопроса происходит главным образом от того, что на отдаленнейшую, неведомую древность переносятся понятия другого времени и других обществ. Историческое сочинение Геродота не Х или IX, но V века до Р. Х. отличается таким энциклопедизмом и такою эпизодичностью, какие были бы совершенно немыслимы в новом историческом сочинении. В истории Геродота открывается немало противоречий в оценке событий и личностей и особенно в общих воззрениях автора на окружающее и в приемах изыскания. И тем не менее Геродот с полным правом носит имя отца истории, и труд его — действительно замечательное явление историографии, принадлежащее одному лицу и исполненное по определенному плану. Что сталось бы со знаменитыми "Музами" Геродота, если бы мы вздумали оценивать их литературные достоинства с точки зрения историографии, нам современной, по мерке наших понятий об истории? Еще большая осторожность требуется в оценке и разъяснении произведений гораздо более далекого и гораздо менее известного времени. Наверное отец поэзии, единственный поэт, как именовали греки Г., руководствовался не теми правилами композиции, какие почитаются обязательными в наше время, имел перед собою не те требования и вкусы публики, к каким обращается поэт нашего времени. Те слабости композиции, кот. новая критика открывает в Гомеровых поэмах, не существовали, хотя бы в самой минимальной мере, ни для поэта, их создававшего, ни для публики, их воспринимавшей. Величайшие новоевропейские поэты-критики, Лессинг, Шиллер, Гете оставались в стороне от скептического отношения к Г. или даже протестовали против него, а Шиллер выражался, что человеку стоило бы родиться на свет только для того, чтобы прочитать XXIII песню "Илиады", заподозреваемую критиками-атомистами. Нельзя забывать и того, что родоначальник всей классической филологии Фр. А. Вольф удивлялся цельности построения "Одиссеи", а знаменитый историк Грот, знавший уже существенные возражения, писал, что гомеровский вопрос не возник бы совсем, если бы была у нас одна "Одиссея" и т. п. Из всего сказанного следует, что замечаемые новой критикой недостатки построения в "Илиаде" и в "Одиссее " нисколько не исключают возможности составления каждой из них одним лицом за две с половиною тысячи и более лет до нашего времени, если, конечно, мы будем строго держаться исторической и позитивной точки зрения, а не субъективной, рационалистической: в этом последнем способе понимания давних литературных явлений лежит корень царящего в гомеровском вопросе разногласия и объяснение шаткости и ломкости всех положительных построений. Другое обстоятельство, необычайно затрудняющее разрешение вопроса и вносящее ложные представления о поэзии вообще и о Г. в частности, — это убеждение в том, будто грандиозные эпопеи того времени, впоследствии действительно рассматривавшиеся как совершенные образцы эпического творчества, создавались и выслушивались или читались, как произведения вольной фантазии, сообразовавшейся только с эстетическими понятиями или какими-нибудь правилами, одинаково принятыми публикою и поэтом. "Илиада" и "Одиссея" представляли собою не только для первых слушателей их, но и для многих последующих поколений нечто гораздо более внушительное, серьезное и сложное. Поэмы Г. совмещали в себе все, во что веровал древний эллин и чем он руководствовался как идеалом в своих житейских отношениях и в суждениях о настоящем и прошлом: это — религия, философия, этика, история, бытописание древних эллинов, еще не знавших разделения поименованных областей сознания и чувства и незнакомых с другими способами выражения и удовлетворения потребностей религиозных, исторических и иных. Поэт, подобный творцу "Илиады" или "Одиссеи", смотрел на себя как на правдивого учителя и провозвестника тех знаний и правил поведения, которые ему самому и слушателям его казались наиболее верными и для жизни пригодными; вдохновенную речь свою поэт считал голосом самих божеств.
Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа,
Вы, божества вездесущи, и знаете все в поднебесной;
Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:
Вы мне поведайте, кто и вожди, и владыки ахеян.

Основу поэм составляли многочисленные песни-былины предшествующих народных певцов, а также собственные наблюдения, размышления и выношенные в душе образы и положения; но во все это свято верил поэт, верили и его слушатели. Каким же образом мы можем требовать от подобного певца, чтобы он преследовал только задачи поэтического творчества, обособившегося от прочих видов умственной деятельности лишь много времени спустя? Древний поэт, верный служитель муз, направлял силы ума и фантазии не на то, главным образом, чтобы произведения его были тесно, до мельчайших подробностей, согласованы во всех частях своих, а на то, чтобы сообщить слушателям, по преданию ли, со слов свидетелей, или по личному опыту, наиболее верные представления о предметах, достойных внимания. Руководствоваться здесь нашими понятиями о поэзии значит заподозривать подлинность или древность таких стихов и частей поэм, которые были особенно дороги и для древнего поэта, и для его публики. Путеводною нитью в Гомеровском вопросе должен служить тот непререкаемый факт, что, начиная с первых лет VIII в. до Р. X., "Илиада" и "Одиссея" в течение ряда веков были предметом восхищения и восторгов или осуждения и критики как произведения цельные, созданные одним или наибольше двумя гениальными поэтами.

Открывая собою историю европейских литератур (см. статью Эпос), "Илиада" и "Одиссея" в свою очередь подготовлены были многочисленными опытами певцов, типическими представителями коих являются в Гомеровских поэмах Фамирис, Демодок, Фемий; имя Г., таким образом, завершает продолжительный период творчества, в котором сложились образы богов и героев, составились в большом числе песни о современных и прошлых событиях и личностях, был разработан язык для литературных целей, установлены стихотворный размер и разнообразные принадлежности и особенности так называемого эпического вида поэзии. Из множества сказаний троянские пользовались особенною любовью народа и вниманием певцов; они же были чаще и старательнее прочих обработаны. На готовой основе хорошо известных эпизодов и любимых в народе песен Г. впервые задумал и исполнил обширные повествования, каждое из них объединив главной темой, последовательной характеристикой действующих лиц, одинаковыми, в сущности, представлениями о ходе событий, о поведении богов и людей. Аристарху были прекрасно известны важнейшие возражения против принадлежности "Одиссеи" Г., но он в сочинении против Ксенона находил возможным рассматривать обе поэмы как произведения одного Г. Если новая критика и склоняется в сторону древних "разделителей", то все же нельзя забывать главного довода в пользу единства автора — единства языка и характеристики героев. Относительно особенностей каждой поэмы, исчисленных критикою с большим старанием, следует помнить, что отличие по сюжету и всей обстановке героев обязывало поэта пользоваться сказаниями и песнями иного характера, выражавшими иное настроение певцов и иную точку зрения на предметы. Не забудем, что одни и те же афинские трагики сочиняли и шуточные, т. н. сатирские драмы, что в "Одиссее" и "Илиаде" изображаются две стороны идеального гражданина-эллина: сила и мужество, мудрость и находчивость во всяком положении. Зачатки гомеровского эпоса сложились до переселения ионян в М. Азию, еще в европейской Элладе, преимущественно в Фессалии и Аргосе; быть может, с этого времени в эпическом языке ионийском сохранилось значительное число эолийских форм. Однако создание "Илиады" и "Одиссеи" совершилось в М. Азии, вероятнее всего — в Смирне со смешанным эоло-ионийским населением. Время жизни Г. определялось в древности различно, начиная с 1193 г. до Р. X. и кончая эпохою Кира и Креза. Пели находит возможным приурочивать Г. ко времени Пелопоннесской войны. Вероятнее всего, что Г. жил в Х-IX в. до Р. X. Древнейшие киклические поэты, писавшие свои поэмы с 1-ой олимп., имели перед собою "Илиаду" и "Одиссею" приблизительно в теперешнем виде. Поворот в Гомеровском вопросе к античной традиции виден и из того, что некоторыми из новых критиков допускается весьма раннее существование письменности у греков (с начала XI в. до Р. X.), хотя первое установление текста с изготовлением официальных списков имело место только при Пизистрате в Афинах. Эта же редакция легла в основу критических работ александрийских грамматиков. В римскую эпоху особенно важные труды о Гомере принадлежали Аристонику, Дидиму, Геродиану, Никандру. Научная постановка вопроса о Гомеровых поэмах в "Предисловии" Вольфа ("Prolegomena ad Homerum", Галле, 1795) сделалась возможною только с открытием Виллуазоном и изданием в 1788 г. обломков Аристарховых схолий на краях венецианского списка "Илиады" (№ 454), Х или XI в. по Р. X. Гомеровский вопрос, далеко еще не законченный, вызвал громадную литературу, историю которой см. у R. Volkmann, "Geschichte u. Kritik der Wolfschen Prolegomena zu Homer" (Лпц. 1874, с дополнениями 1878 г.); Bonitz, "Ueber d. Ursprung d. Homer. Gedichte" (4-е изд. 1874); Düntzer, "Die Homer. Fragen" (1892); Frtedländer, "Die Homer. Kritik von Wolf bis Grote" (Берл. 1853); La Roche, "Die hom. Textkritik im Alterthum" (Лпц. 1866). В общих курсах истории греческой литературы Бергка, Зитля, Круазе содержатся краткие характеристики различных направлений в решении гомеровского вопроса. Для русского читателя важны упомянутая основательная монография профессора Соколова "Гомеровский вопрос" и перевод сочинения Джеба "Гомер. Введение к Илиаде и Одиссее (СПб. 1892 г.). Наиболее характеристическими опытами позднейшего отношения к гомеровскому вопросу служат сочинения: Niese, "Die Entwickelung d. Hom. Poesie" (Берл. 1882); Christ, "H. Iliadis carmina seiuncta, discreta, emendata, prolegomenis et apparata critico instructa" (Лпц., 1884); Sittl, "Die Wiederholungen in d. Odyssee" (Мюнх., 1882); Kammer, "Die Einheit d. Odyssee, nach Widerlegung d. Ansichten von Lachmann-Steinthal, Köchly, Hennings und Kirchhoff dargestellt" (Лпц., 1874), Wilamowitz-Moellendorf, "Ноm. Untersuchungen" ("Philolog. Untersuchungen", VII. Берл., 1884). Идея Лахмана о механическом сцеплении поэм Пизистратом или его ученой комиссией из мелких песен, составленных задолго до того разными лицами и в разное время, покинута окончательно, тем более что не оправдалось исходное его положение о таком же образовании "Нибелунгов". О поэтических достоинствах многих мест поэм есть меткие замечания в сочинении Каммера. Изложение поэм с большими выдержками из них см. у Корша в его "Истории греческой литературы". Критическое издание поэм начато Фр. А. Вольфом на основе открытых Виллуазоном схолий александрийцев (1794). Капитальнейшие исследования об этих схолиях принадлежат Лерсу ("De Aristarchi studits Homericis", 2 изд. 1865) и Людвигу ("Aristarch's Hom. Textkritik", I-II, 1886-87). В том же направлении редактированы издания La Roche'a: "Hom. Odyssea ad fidem librorum optimarum" (Лпц., 1867), "Ilias" (I-II, 1873-76); Pierron, "Iliade d'Homère" (2 изд. 1883); G. Dindorf, "Ilias" (1873, 4-е изд.); "Odyssea" (1874) с обстоятельными статьями Зенгебуша о Г. Редакция текста независимо от александрийской традиции — в изданиях И. Беккера (1858) и особенно А. Натка: "Ноm. Odyssea" (1874), "H. Ilias" (1877); Ludwich, "Od." (I-II, 1889-91). Смелую попытку воcстановить поэмы на их первоначальном эолийском наречии вм. ионийского представляют издан. Фика "Одиссея" (1883) и "Илиада" (1886). Лучшие школьные издания — Фези и Франке, Амеиса и Генце (9-ое изд.), Дюнцера, Ла Роша. Для знакомства с культурой гомеровского общества важны: Friedreich, "Die Realien in d. Iliade u.Odyssee" (2 изд. 1856 г.), Buchholz, "Die Homer. Realien" (I-II, 1871; 73, l, 83); Nägelsbach, "Die Hom. Theologie" (2 изд. 1861). Словарь гомеровского языка Ebeling'a ("Lexicon Homericum", I-II, 1880-85). На русск. яз. хорошие, хотя устарелые, переводы Гнедича (Илиада) и Жуковского (Одиссея).

Ф. Мищенко.