Воровской язык

Определение "Воровской язык" в словаре Брокгауза и Ефрона

Воровской язык — вымышленный, условный язык, на котором изъясняются между собой лица, занимающиеся воровством, мошенничеством, нищенством и т. п.; наряду с ним и отчасти с ним переплетаясь стоят условные языки матросов, рудокопов, извозчиков, проституток. При изображении быта этих классов знаменитейшие писатели (Шекспир, Теккерей, Диккенс, Виктор Гюго) прибегают к выражениям, в нем употребительным. Лексикон В. языка весьма разнообразен по своему составу. Здесь попадаются слова латинские, заимствованные у средневекового духовенства, цыганские, древнееврейские; много слов местного разговорного языка, только переиначенных; нередко словам общеупотребительным придается иное значение (у петербургских мазуриков фараон значит будочник, стрела — казак, камышевка — лом, мальчишка — долото и т. п.). В. язык в течение столетий передается из поколения в поколение; он обладает значительной устойчивостью; в нем замечаются законы, аналогичные тем, по которым изменяются языки естественные, благодаря чему он обращает на себя внимание лингвистов (Pott, "Die Zigeuner in Europa und Asien", т. 2-й, Галле, 1845).

В Германии В. язык известен у мошенников под названиями: Kochemer Loschen, Kokumloschen (от древнееврейских слов chacham — мудрый и laschon — язык), Chessenkohl (от древнееврейских chess — мудрый и kol — голос), Rotwelsch (древнейшее название, восходит к XIII столетию, от воровских слов: Rot — бродяга и Welsch — иностранный, собственно итальянский язык). Первый образчик немецко-В. словаря находится в заметках каноника Дитмара фон Мекебаха, в Бреславле, и относится к середине XIV в. Заслуживает внимания словарь ратмана Герольда Едлибаха (Цюрих, 1488), также как изданный Лютером "Liber vagatorum" (1523), которые послужили основанием для всех позднейших словарей и грамматик В. языка, но нередко искажались. Замечательнейшим опытом в этой области является изданная известным мошенником по профессии: "Wahrhafte Entdeckung der Jauner-oder Jenischensprache von dem ehemals ber ücht igten Jauner Kostanzer Hanss" (Зульц-на-Неккаре, 1791), которая целиком перепечатана в сочинении Av é -Lallemant: "Deutsches Gaunerthum" (Лейпциг, 1862); в этом последнем труде немецко-В. язык подвергнут тщательному исследованию.

Во Франции В. язык известен под названием argot, но слово это имеет более широкое значение: арго называется и условный язык студентов, актеров, жокеев, разного рода спортсменов. Изучению французско-В. языка много содействовал Видок (см.), который в своих записках сообщил довольно подробный словарь его. Ср. Lor édan Larchey, "Dictionnaire historique, é tymologique et anecdotique de l'Argot parisien" (6 изд., Париж, 1873); C é saire Villatte, "Parisismes" (Париж, 1884); Charles Jollier, "L'argot" (Париж, 1891).

В Англии современный В. язык восходит к XVI столетию; он называется Rogues'Language, St. Giles'Greek, Pedlars'French. Древнейшим образчиком английско-В. языка могут служить речи и песни гробокопателей в "Гамлете" Шекспира, также диалог между Слендером и Квикли в его "Виндзорских кумушках". У лондонских мелочных торговцев (Costers) существует обыкновение по временам преобразовывать свой условный язык; любимый для этого метод — перестановка букв, процесс, который замечается и в органическом росте языка. Ср. H. Baumann, "Londinismen, Sla n g und Cant" (Берлин, 1887).
Библиография всех европейских В. языков у Wagner, "Die Litteratur der Gauner - und Geheimssprache" (Дрезден, 1861).

В России в различных местностях существуют различные В. языки; но все они, по-видимому, имеют общую основу. Предметом исследования они не служили, и сведения о них можно дать только отрывочные. Существует предание, что волжские разбойники имели свой условный язык, но единственные следы этого языка остались в поговорках: дуван дуванить (делить добычу), да сарынь на кичку. Са(о)рынь и ныне местами значить чернь, толпа; кичка — нос судна; это было приказание бурлакам убираться в сторону и выдать хозяина. Современные столичные, особенно петербургские мошенники, карманники и воры различных оттенков имеют свой язык, который они называют байковым или музыкой, это — язык весьма ограниченный и относящийся исключительно до воровства. Кроме общеупотребительных русских слов с условным значением, в этом языке имеются слова, общие с офенским языком. Этот-то офенский или аманский язык, вероятно, и послужил основой всех русско-В. языков. Начало его неизвестно; родина — Алексинская волость Ковровского уезда Владимирской губернии, откуда уже в 1700 г. по всей России расходились коробейники, называя сами себя масыками. Язык этот не особенно богат и ограничивается нужнейшим в быту ходебщиков, которые прибегают к нему в своих плутовских совещаниях. В состав его входят: слова греческого происхождения (галасц — соль, от греч. άλς), переиначенные русские слова, с измененным значением (отемнить — умереть), далее слова вновь придуманные, по русскому складу (скрипы — двери; визжак — кнут; мастырить — делать), наконец, слова неизвестного происхождения (рым — двор, юсы — деньги). Грамматика и все строение речи — чисто русские. Вот образчик офенского языка: "Мисовской курехой стремыжный бендюх прохандырили трущи", т. е. в нашей деревне третьего дня проходили солдаты. В настоящее время язык этот вымирает, так как и промысел офеней в сильном упадке; но в то же время область его распространения значительно расширилась, так как промыслом этим занялись и во многих других губерниях. Между офенями разных местностей существуют и некоторые отличия в языке. Об офенском языке см. статью К. Тихонравова в Erman's "Archiv f ü r wissenschaftliche Kunde von Russland" (т. XV, Берлин, 1856 г.). Тем же офенским языком, с небольшими только изменениями, говорят профессиональные нищие, мошенники, воры и конокрады Рязанской и Тверской губерний, только они называют его кантюжным языком. Костромские шерстобиты, подражая ковровцам, также сложили свой язык, частью переняв офенский, а частью переиначив и дополнив его словами собственного измышления. Офенские слова входят и в состав условного языка стекольщиков-ходебщиков Олонецкой губернии; некоторые сведения об этом языке, называемом масовским (офеня-масык) или ладвинским (от села Ладва Петрозаводского узда, на реке Ивини, в 50 верстах от Петрозаводска) сообщил В. Семенов в "Живой Старине" (1891 г., вып. IV). Наконец, офенские слова входят в состав тайного языка, известного в Малороссии и Белоруссии. Впервые галицкий журнал "Зоря" в статье "Дедовска (жебрацка) мова" (Липня, 1886 г., №№ 13 и 14) сообщил, что местные кобзари имеют свой тайный язык, который, по их мнению, возник во времена борьбы холопов с панами; беглые холопы, скрываясь под видом нищих, изобрели свой язык, чтобы таким образом скрыть свои воинственные планы. Затем В. Боржковский в "Киевской Старине" (1889 г., № 9) напечатал небольшой словарь этого языка, собранный им среди лирников (те же кобзари) Подольской губернии. Подольские лирники представляют собой тесно сплоченную корпорацию (как вообще нищие во многих местах Юго-Западной России), язык свой держат в глубокой тайне и изъясняются на нем только тогда, когда никого нет, или так тихо, что никто не услышит; у них, следовательно, язык этот является отражением только глубокой старины, практической пользы из него они не извлекают. Шаповалы местечка Новый Ропск, Новозыбковского уезда Черниговской губернии, среди которых, по сообщению Ф. Николайчика в "Киевской Старине" (1890, № 4), распространен тот же язык, что и у подольских лирников, употребляют этот язык, когда желают быть непонятыми. Тот же язык известен и харьковским нищим (невлям), как об этом можно судить по небольшому словарю, сообщенному В. Ивановым в "Статистическом Листке" (1883 г., № 10) и, наконец, белорусским старцам (слепым нищим), как об этом свидетельствует список слов, напечатанный С. Микуцким в "Материалах для сравнительного и объяснительного словаря русского языка и др. славянских наречий" (вып. I, СПб., 1 8 52, стр. 400) и "Русско-нищенский словарь, составленный из разговора нищих Слуцкого уезда Минской губернии, местечка Семежова", Ф. Сцепурой (в "Записках Академии Наук", 1881 г., т. 37). Даже название этого языка одинаково в Малороссии и в Белоруссии. Подольские лирники называют его лебийским или лобурской мовью, а белорусские старцы — любейским (от слова лебий — дед). Только фонетика у подольских лирников — малорусская, а у новоропских шаповалов и белорусских старцев — белорусская. Коновалы, конокрады и барышники также составили род условного В. языка, но очень ограниченного и притом образованного сплошь из перековерканных татарских слов и искаженного татарского счета, чему можно видеть примеры в "Опыте терминологического словаря сельского хозяйства", Бурнашева (СПб., 1844). На Кяхте образовался общий с китайцами торговый русский язык, которого непривычный не поймет. Это — русские слова, исковерканные по китайскому произношению, а речь построена на китайской грамматике, без склонений и спряжений. Ср. С. Черепанов, "Записка о кяхтинско-китайском наречии русского языка" в "Известиях Академии Наук" (т. II, стр. 370—377). Образчики языка русских спортсменов-охотников представил С. Микуцкий в "Материалах для сравнительного и объяснительного словаря русского языка" (вып. I, стр. 490 и сл.). Существование особого бурлацкого языка Даль отвергает, указывая, что на Волге существуют только некоторые специальные выражения, относящиеся к судоходству, да шуточные слова гулливой молодежи (хлебалка — ложка; ядало — рот; нюхало — нос, грабилки — руки и проч.). Таpaбapский язык школьников состоит в перестановке или замене согласных по известному правилу, тогда как гласные остаются неизменными; школьники же прибегают к говору по херам, причем за каждым слогом приговаривают: хер. Подобный же прием замечается и в вышеуказанном словаре нищих Минской губернии, составленном Ф. Сцепурой; в нем попадаются русские слова, к которым приставлен слог бе или ку (сколько — бекулько; встреча — кустреча).