Византия

Определение "Византия" в словаре Брокгауза и Ефрона

Византия
Византия*

Содержание: Византия — колония. — Византийская империя. — Византийская литература. — Византийское право. — Византийское искусство. — Византийская монета.

Византия (Βυζάντιον, Byzantium) — мегарская колония, основанная в 658 г. на европейской стороне Босфора. Всемирной известности бухта Золотого Рога (Χρισόκερας) и господствующее положение на узком проливе, соединяющем Черное море с Мраморным, обеспечивали за этой колонией важное торговое и промышленное значение, которое, по преданию, предопределено было Дельфийским оракулом, указавшим строить город против поселения "слепых". В. собирала пошлину с судов, идущих из Эгейского моря в Черное и обратно, вела торговлю с европейскими и азиатскими странами и неминуемо должна была играть важную роль в борьбе Азии с Европой. Следы древнего устройства города долго замечаются в политической роли городских дем (см. это сл.). Во время похода Дария на скифов В. должна была подчиниться персидской власти (515). За участие в ионийском движении она поплатилась потерей самостоятельности, изгнанием значительной части граждан и обращением ее в персидскую крепость с сильным гарнизоном. После сражения при Платеях В. освободилась из персидской власти с помощью спартанского и афинского флота (Павзаний) и вновь получила важное значение, как ключ сообщений между Черным морем и Эгейским. Держась на стороне афинского союза государств, В. во время Пелопоннесской войны не раз была яблоком раздора между спартанцами и афинянами; победы Алкивиада (408 г.) удержали ее, однако, в Афинском союзе. Но посягательство афинян на право сбора пошлин в Босфоре и отяготительная для союзников система клерухий (см. это слово) вызвали восстание В. против афинян, следствием которого было достижение В. автономии (357—355). В 340 г. с помощью афинского флота она победоносно отразила нападение Филиппа Македонского, чем сохранена была в руках греков важная торговая линия, которой командовала В. Память об этом сохранилась в псефисме дема (см. это слово) в честь Афин. В войнах римлян с Филиппом Македонским, с Атталом Пергамским и Антиохом Сирийским В. держала сторону римлян, вследствие чего пользовалась значительными привилегиями и под римским господством. При первых императорах она достигла значительной степени благосостояния. Веспасиан наложил руку на ее автономию под предлогом, что В. "злоупотребляет своей свободой". В 196 г. она обладала еще такими громадными средствами, что могла выставить флот в 500 триир (см. это сл.) и 3 года выдерживала осаду со стороны С. Севера. Но тогда же благосостоянию города нанесен был чувствительный удар: укрепления его разрушены, политические и торговые привилегии отняты, он низведен в разряд второстепенных городов. В III в. В. была жертвой неоднократных нападений со стороны варваров. Константин Великий после победы над Лицинием, оценив выгоды положения В., первый придал ей всемирно-историческое значение, перенеся в нее столицу Римской империи (330 г.). Тогда скромная мегарская колония украсилась великолепными дворцами, портиками и площадями; почти со всех концов греческого мира свезены были сюда произведения искусства, начался большой прилив нового населения из европейских и азиатских провинций. В. порвала связь с прошлым и стала называться Константинополем, Новым Римом.

Византийская империя, византинизм. Преобразованная из провинциального города в столичный и сделавшись административным центром империи, Византия утратила свое имя как живой исторический факт. В Средние и особенно в новые века имя Византия употребляется в смысле отвлеченного термина и служит к обозначению политических, государственно-правовых, церковных и этнографических особенностей, носителем которых была Византийская имп. В самое последнее время историческое значение этого термина подверглось колебанию как со стороны реального его содержания, так и исходной хронологической даты, с которой начинается его история (Bury, "A History of the later Roman Empire", I, Лондон, 1889; Krumbacher, "Geschi c hte der Byzantinischen Literatur", Мюнхен, 1891). Ставится вопрос о том, правильно ли придавать название "Византийская" Римской и с 800 г. Восточно-Римской империи, которая не прекращалась до 1453 года. В Средние века сами подданные византийского царя не называли себя ни римлянами, ни эллинами, а усвоили себе имя ромеи (см. это слово), и империя официально носила название ромейской. Следовательно, в историческом отношении термин "византийский" также имеет условное значение, как "восточно-римский". Еще менее исторических оснований можно найти для термина "Греческая империя" или "Bas-Empire". Как в имени Римской империи времени Каролингов и Оттонов лежит историческая фикция, ибо в действительности эта империя ничего общего не имеет с империей Августа или Антонинов, объединяясь лишь в идеальном представлении соответствия земной империи с небесной, так и Восточно-Римская империя, которая в действительности представляет продолжающееся преемство императоров от Августа до Константина XII Палеолога, только в условном смысле, как исторический термин, может претендовать на имя Римской империи. Таким образом, центр тяжести в данном вопросе переходит к выяснению содержания термина византинизм. Никто не оспаривает реального значения в таких выражениях, как византийские писатели, византийская литература, образованность, искусство и т. п., и едва ли возможна замена приведенных выражений другими. Это потому, что эпитет "византийский" придает особенный смысл последующим словам, давая им свое содержание. Это потому, далее, что под византинизмом разумеется совокупность всех тех начал, под влиянием которых постепенно реформировалась Римская империя. На Востоке романизм встретился со старыми культурами: иудейской, персидской и эллинской, которые не только оказали ему значительное противодействие, но, в свою очередь, имели на него разнообразные влияния. Свидетельством тому служат административная и бюрократическая система, появление кодексов, давших выражение местному обычному праву (Bruns und Sachau, "Syrisch-Rö misches Rechtsbuch"; Νόμος γεωργικός и Έκλογή); наконец, философская и богословская производительность, находившая себе пищу и получавшая напряжение в борьбе с иудейскими и эллинскими воззрениями. Многообразные перемены в строе Римской империи должна была вызвать обширная славянская иммиграция, произведшая этнографический переворот, давшая новое население Балканскому полуострову и части Малой Азии и вызвавшая коренные реформы в социальном и экономическом строе, в административной и военной системе. Римская империя на Востоке реформируется под действием указанных начал, которые и придали ей характер византинизма. Как выражение политических, культурных и этнографических особенностей, характеризующих Восточную Римскую империю, византинизм проявляется в следующих конкретных признаках: 1) в постепенной отмене господствовавшего латинского языка и замене его греческим; этот процесс начинается с VI в. и завершается в VII и VIII в.; 2) в борьбе национальностей из-за политического преобладания; эта борьба знаменуется появлением на престоле и в высшей военной и гражданской администрации представителей разных этнографических элементов, вошедших в состав империи; 3) в памятниках искусства; так, монеты с VII в. представляют новый тип в изображениях головы, указывающий на появление новой расы; 4) в литературной производительности, характеризующейся выработкой оригинального мировоззрения под влиянием эллинских и восточных философских идей, преобладанием мистики и узкого консерватизма; наконец, 5) в забвении преданий классического периода, на место которых выступают восточные, по преимуществу иранские. Крайним пределом первого периода, состоящего в выработке византинизма, нужно полагать конец VII и начало VIII в. К этому времени оказывается в наличности разнообразие начал, из которых слагается византинизм. Более общеизвестными чертами характеризуется период воздействия византинизма на те народы, с которыми Восточная Римская империя приходила в ближайшее соприкосновение и который обнимает VIII—XV столетия. Историческая миссия византинизма по преимуществу выразилась в культурных влияниях на народы юго-восточной Европы, на болгар, сербов, румын и русских, равно как в Азии — на армян и грузин. Все эти народы не только приняли от нее христианское просвещение, плоды умственной производительности, но и брали у нее образцы в своем внутреннем устройстве. Кроме этих общеизвестных фактов воздействия византинизма, следует отметить ряд других, значение которых не вполне оценено. Сюда относятся византийские влияния на Западе, выразившиеся посредством разработки христианской догматики, устройства форм и содержания богослужения, философских построений и т. п. Таким образом, византинизм как историческое и культурное начало может быть сведен к конкретным фактам, имеющим сферу действия в определенном пространстве и времени. Указанный характер византинизма придает особенные черты Восточной империи, несовместим с понятиями римской или греческой империи и служит выразительным показателем объема, содержания и направления в значительной части всемирной истории. Итак, Римская империя, как носительница и выразительница начал византинизма, перестает быть Римской и становится Византийской. С этой точки зрения ее история и литература, философия и богословие, вообще вся ее культура получает характер живого, развивающегося организма.

Византийская история с удобством может быть разделена на следующие периоды. Первый простирается до начала VIII века, исходные же его моменты хронологически не поддаются определению, подобно тому, как не отыскана дата, разграничивающая конец древней и начало новой истории. В смысле объема и содержания исторического материала сюда должны входить факты, характеризующие и подготовляющие византинизм, хотя бы они хронологически относились к цветущей поре Римской империи. Такой же этнографический переворот, какой на Западе подготовил переход от древней истории к средней, постепенно совершается и на Востоке. Разница только та, что Запад вполне сделался добычей новых народов, будучи поглощен германской иммиграцией, Восток же обнаружил больше приспособляемости к новым историческим условиям и пережил критическую эпоху с меньшими для себя потерями. В борьбе с готами и гуннами империя поплатилась лишь временными потерями. Труднее было положение в VI и VII вв., когда с одной стороны теснили авары и славяне, с другой персы. Победы Юстиниана [Более подробные указания см. под соответственными именами.] (527—565) и Гераклия (610—641) задержали напор внешних врагов и определили на будущее время политические задачи империи. Самым важным делом царей этого периода было организовать отношения славян к империи. Эта задача достигалась системой размещения славянских племен по западным и восточным провинциям, предоставлением им свободных земель для сельскохозяйственной культуры и невмешательством во внутренний порядок славянской общины. Вследствие этого окраины империи приобрели оседлое земледельческое население, составившее преграду против неожиданных вторжений новых врагов; военные и экономические средства настолько увеличились, что надвигавшаяся опасность арабского завоевания не имела для империи гибельных последствий. Второй период, от Льва III Исавра до Василия Македонянина (717—867), характеризуется такими чертами, в которых византинизм находит себе полное и всестороннее выражение. Через весь этот период проходит живая борьба идей, нашедшая себе внешнюю формулу выражения в системе иконоборчества. После двадцатилетней анархии, предшествовавшей вступлению Льва на престол, следуют две династии восточного происхождения, стоявшие во главе империи во весь иконоборческий период: Исавры и Армяне. Та и другая держатся на престоле в постоянном страхе за прочность власти; антагонизм между эллинскими и неэллинскими элементами дает о себе знать в бунтах и появлении самозванцев. Но самая трудная проблема заключалась в разрешении вопроса, выдвинутого иудейством и магометанством. Православному царству нанесен был сильный удар философскими теориями и практическими из них выводами, подвергавшими сомнению основные догматы о божественном сыновстве И. Х. и о Богородице. Византийская ученость пытается отразить этот удар методом и средствами, почерпнутыми из эллинской философии; правительство же пробует ряд практических мер, которыми предполагает ослабить значение нападок со стороны иудейства и магометанства, отняв у христианского богопочитания и богослужения символы и внешние формы. Гонение на св. иконы разделило империю на два враждебных лагеря, в организации которых играл важную роль и антагонизм национальностей. Победа над иконоборством, формально одержанная в 842 г., с одной стороны, знаменует преобладание славянских и эллинских элементов над восточными азиатскими, с другой — подготовляет для византинизма широкое поле деятельности в Европе. Внесение славянского обычного права в имперское законодательство (Νόμος γεωργικός и Έκλογή) и реформы в социальном и экономическом строе придают этому периоду глубокий интерес. Третий период — от вступления на престол Василия Македонянина до Алексея I Комнена (867—1081). Существенные черты его истории заключаются в высоком подъеме византинизма и в распространении культурной миссии его на юго-восточную Европу. Трудами братьев Кирилла и Мефодия славянские народы введены в число культурных стран Европы; патриарх Фотий положил преграды честолюбивым притязаниям римских пап и теоретически обосновал право Константинополя на церковную независимость от Рима (см. Разделение церкви). В сфере научной этот период отличается необыкновенной плодовитостью и разнообразием литературных предприятий; в сборниках и обработках этого периода сохранился драгоценный исторический, литературный и археологический материал, заимствованный из утраченных теперь писателей. Во внешней истории самый выразительный и проходящий через весь период факт — войны с болгарами. Тогда в первый раз поставлен был вопрос о политической роли славянского элемента. Симеон Болгарский принятием царского титула и устройством независимого церковного управления претендовал перенести на славян главенство в империи. Театр военных действий переносился от Адрианополя и Филиппополя в Грецию и к Дарданеллам. Участие русского князя Святослава в этой войне сопровождалось гибельными последствиями для славянского движения. В 1018 г. Болгария замирена и вошла в состав империи. Со стороны Востока самым важным событием было завоевание острова Крита у арабов в 961 г. Четвертый период — от вступления на престол Алексея I Комнена до 1261 года. Весь интерес периода главным образом сосредоточивается на борьбе европейского Запада с азиатским Востоком. Крестоносное движение (см. Крестовые походы) неминуемо должно было затронуть Византийскую империю и поставить ее в необходимость озаботиться охранением собственных владений. Вожди крестоносных ополчений мало-помалу теряют из виду первоначальную цель движения — Св. Землю и ослабление могущества мусульман и приходят к мысли о завоевании Константинополя. Вся мудрость политики царей Комненов (Алексея и Мануила) сосредоточилась на том, чтобы держать в равновесии враждебные империи элементы и не допустить преобладания одного из них над другим. Вследствие этого политические союзы заключаются попеременно то с христианами против магометан, то обратно; отсюда особенно поразившее крестоносцев первого похода явление — половецкие и печенежские орды на службе империи. В 1204 году крестоносцы четвертого похода овладели Константинополем и поделили между собой империю. Но горсть патриотов с Ф. Ласкарисом во главе удалилась в Никею, и там образовалось зерно политического движения против латинян и очаг свободы, к которому устремились помыслы всех эллинов. Михаил Палеолог в 1261 г. вытеснил латинян из Константинополя. В более или менее тесной связи с событиями крестовых походов стоят второстепенные факты этого периода. На Вост. появляются турки-сельджуки, которые пользуются крестовыми походами для распространения своей власти на счет В. империи. На западе — с одной стороны норманны (см. это сл.), утвердившиеся в Южной Италии и Сицилии, вносят личные счеты с империей в крестоносное движение и угрожают морским владениям Византии, с другой — болгары производят полный переворот дел на Балканском полуострове. Восстание Петра и Асеня в конце ХII в. сопровождалось освобождением Болгарии и образованием второго Болгарского царства, которое имеет тенденцию объединить интересы всего славянства на Балканском полуострове. Интересы Болгарского царства и Никейской империи некоторое время совпадали ввиду общей опасности от латинян; но с перенесением столицы обратно в Константинополь вновь проявляется политический антагонизм, которым успешно воспользовались османские турки. — Пятый период обнимает время от 1261 до 1453 года. Факты внешней и внутренней истории этого последнего периода определяются исключительными условиями, в которых находилось царство Палеологов. По завоевании Константинополя Михаил Палеолог употребляет все усилия к тому, чтобы соединить под своей властью находившиеся под чуждым господством провинции империи. Для этого он вступает в весьма тяжкие и обременительные договоры с Генуей и Венецией, жертвуя в пользу этих торговых республик существенными интересами империи; в этих же соображениях он сделал весьма важные уступки Папе, дав согласие на унию с римской церковью (Лионский собор 1274). Та и другая жертва не только не принесли ожидаемых выгод, но напротив — сопровождались прямым ущербом для империи. С началом XIV в. в судьбах империи начинают играть главную роль османские турки. Завоеванием Бруссы, Никеи и Никомидии турки утвердили свое господство в Малой Азии и в 1354 г. занятием Галлиполи стали твердой ногой в Европе. Господство на Балканском полуострове делили между собой греки, сербы и болгары. Ревниво оберегая лишь собственные интересы, греки пользовались услугами османских турок против славян; в свою очередь, эти последние поддерживали турок против греков. Османское могущество вырастает на счет политической розни между государствами Балканского полуострова. Несмотря на грозящую со стороны турок опасность, Палеологи не были в состоянии отрешиться от близорукой политики и продолжали возлагать все надежды на союз с Западом и на иноземную помощь. В 1341 г., по смерти Андроника Младшего, внутренние усобицы из-за обладания престолом и церковный раскол, порожденный борьбой между национальной и западнической партиями, на долгие годы отвлекли внимание правительства от политических дел. Между тем турки наносят грекам и славянам одно поражение за другим: в 1361 г. взят ими Адрианополь, затем битвой на Марице и на Косовом поле (1389) сокрушена была Сербия и скоро за тем — Болгария (1393). Мало-помалу Византийская империя ограничена была небольшой полосой между Черным и Мраморным морями. Хотя оставались в связи с ней некоторые провинции, но в XIV и XV веках обнаруживается резкий антагонизм между Константинополем и провинциями, которые стремятся к политической особности. При царе Константине XII Палеологе (1449—1453), братья которого Димитрий и Фома имели независимые княжения в Пелопоннесе, Константинополь предоставлен был исключительно собственным силам и средствам в последней борьбе его с морскими и пешими силами Магомета II. 29 мая 1453 г. Византийская империя перестала существовать.

Литература. До самого последнего времени значение визант. литературы оценивалось почти исключительно с точки зрения классической филологии, и если от этого выигрывала последняя, то много теряла первая. В византийской литературе искали и находили обильную жатву для восстановления и объяснения произведений классической древности, для пополнения сведений о древних авторах, в отрывках и цитатах, приводимых позднейшими писателями. Эта служебная роль, насильственно навязанная виз. литературе, весьма невыгодно отозвалась на постановке доступного изучению материала, ибо лишала исследователей настоящей исторической перспективы. Главнейшими последствиями этого было то, что большинство исследователей или совсем упустили из виду, или оставили без надлежащей оценки самостоятельные и оригинальные роды и виды литературы, не отметили процессов развития, периодов подъема и упадка, вообще таких признаков литературной производительности, которыми свидетельствуется ее самостоятельное развитие и отзывчивость к условиям времени и политическим обстоятельствам.

Рассматривая виз. литературу с точки зрения родов прозы и поэзии, мы находим в высшей степени расчлененными оба эти рода. К группе исторической следует отнести, кроме историков в собственном смысле, литературу житий, ораторские произведения, письма, сочинения по археологии. Виз. историография, сохраняя хорошие традиции классических авторов, весьма чутко относится к переменам мировоззрения и носит явные следы различных ступеней культурного развития. Хотя деление историографии на хронику и историю своего времени значительно способствует рассмотрению частностей, но в то же время оно мешает цельности взгляда. Развитие историографии идет параллельно историческим периодам (см. выше). Во главе переходной эпохи к византинизму стоит имя историка Прокопия, современника Юстиниана, который в такой же мере служит источником для истории своего времени, в какой сам, по своим верованиям и идеалам, является представителем своей эпохи. Пользуясь хорошими историческими образцами в методе изложения своего материала (Геродот, Фукидид, Полибий), Прокопий в оценке исторических фактов и характеристиках деятелей представляет любопытный образец борьбы старого, античного мировоззрения с новым, христианским. Прокопий имеет такое же значение для истории Востока, как Григорий Турский для Запада. Как типический представитель историографии конца VI и начала VII в. должен быть назван Феофилакт Симокатта, после которого историческая традиция обрывается на довольно значительный период. Особая форма обработки исторического материала проявляется во всемирных хрониках. Этот отдел историографии, развивающийся по преимуществу в монастырских кельях и выражающий собой церковные идеалы и народные воззрения, имеет в глазах историка важное значение, как показатель культурного состояния эпохи. Сюда относится хроника Иоанна Малалы, писателя VI века, получившая громадное распространение через латинские и славянские переводы и послужившая образцом для составителей позднейших хроник. К тому же роду принадлежит так называемая Пасхальная хроника (VII века), составляя вместе с предыдущей тип летописи подготовительного периода. После довольно значительного перерыва, захватывающего часть VII и все VIII столетие, историография вновь оживает в лице двух составителей хроник: Феофана и Георгия Амартола, писавших в IX веке. Оба могут быть названы лучшими представителями своей группы, оба имели множество подражателей, которые не имеют и другого имени, как продолжателей (continuator) их. Лучшая сторона названных историков состоит в том, что они не чуждаются интересов, волновавших светское общество, стоят на высоте современного им движения философской мысли (по преимуществу Георгий), стараются вводить в литературный язык струю народного говора и народных выражений (Феофан), и оба одинаково представляют собой горячих борцов за те идеи, которыми одушевлено было большинство современников. Хроника Георгия, переведенная на славянский язык, сделалась одним из богатейших источников сведений по истории, этнографии и метафизике между сербами, болгарами и русскими. Для изучения истории иконоборческого периода Феофан и Георгий — важнейшие сохранившиеся историки. К ним примыкает патриарх Никифор, умерший в первой половине IX в. и написавший Сокращенную историю (от 602 по 769 год), имеющую важное значение для иконоборческого периода.

Со вступлением на престол Македонской династии получают весьма заметное напряжение как другие литературные роды, так и историография. В особенности с X века последняя нашла себе могущественные и разнообразные поощрения в собственных литературных трудах и широких научных предприятиях Константина Порфирородного. В громадной литературной производительности того времени, подводившей итоги старому, уцелевшему из древних периодов, нелегко с точностью обозначить, что принадлежало самому Константину и что предпринято под его покровительством и исполнено по его мысли другими. Не говоря о громадной исторической энциклопедии, в которую должны были войти образцовые писатели всех времен, Константин вызвал появление множества исторических произведений, с одной стороны, продолживших историю Византии с того времени, на котором остановились Феофан и Г. Амартол, с другой же — посвященных специально истории X в. Так назыв. продолжатели Феофана (813—961 г.) являются историографами царей Македонского дома и не свободны от пристрастия; до известной степени сообщаемые ими сведения могут быть проверяемы на основании источников, бывших в их распоряжении (Генесий, Логофет) и историков X в. — Льва Грамматика и Симеона Магистра. В смысле исторической техники, полноты, живости и наглядности изложения особенно выдаются сочинения, обнимающие небольшие периоды или отдельные эпизоды. Сюда относятся: Генесий, изложивший историю от 813 по 886 г., Иоанн Камениата — Завоевание Фессалоники, Лев Диакон, написавший историю своего времени (959—975 г.). Несмотря, однако, на оживление историографии при Константине Порфирородном, последние цари Македонской династии не имеют историков своего времени, почему конец X и первая половина XI в. остаются довольно темным периодом в истории. Скилица, Михаил Атталиата и Михаил Пселл стоят на границе следующего периода. Высшего блеска историография достигает при царях из дома Комненов. За нее берутся образованнейшие люди времени; исторические труды их отличаются живостью изложения, мастерскими характеристиками лиц и положений, искусством в композиции и широким политическим кругозором. Византия в эту эпоху хорошо ознакомилась с Западом посредством сношений с крестоносными вождями, и лучшие люди того времени должны были дать себе строгий отчет в национальных задачах византийского государства и в причинах розни между латинским Западом и греко-славянским Востоком. Описывая в большинстве случаев историю своего времени, писатели этого периода вносят в свое изложение много субъективного элемента и сообщают массу превосходного материала для культурной истории. В самой семье царей Комненов было несколько лиц с литературным именем. Анна Комнена, дочь Алексея I, составила описание времени своего отца, продолжив этим исторический труд кесаря Никифора Вриенния, своего мужа. За Анной следуют Иоанн Киннам, секретарь царя Мануила, изложивший историю Иоанна и Мануила Комненов, и в особенности Никита Акоминат, которому принадлежит история Комненов от смерти Алексея до завоевания крестоносцами Константинополя (1118—1206). Занимая высшие государственные должности и лично вникая в политические события, будучи притом образованным и начитанным в литературе своего времени, Никита представляет образец историка, которому не чужды и богословская тайна, и философская проблема, и политическая интрига, и который знакомит читателя со всеми вопросами, волновавшими общество. Упомянутые писатели могут быть названы характерными представителями византийской историографии. К тому же времени относятся следующие историки: Георгий Кедрин, Иоанн Зонара и Михаил Глика. Чрезвычайное потрясение, испытанное империей вследствие латинского завоевания, вообще парализовало литературную производительность; историческая муза, по выражению одного современника, стыдилась воспевать дела варваров. Тем не менее Никейская империя имеет своего официального историка в лице Георгия Акрополита, который сам принимал деятельное участие в политических делах и по своему образованию стоял на высоте задач, какие можно предъявлять к историку. Особенно любопытным явлением этого периода нужно признать Морейскую хронику, описывающую судьбы Греции под господством французских крестоносцев. Автор этой хроники не только оказывается трезвым бытописателем, но обнаруживает еще редкую наблюдательность к таким фактам и отношениям, какие обыкновенно проходят мимо историка. Самыми важными чертами хроники нужно признать описание способов распределения земель и участков между завоевателями, определение прав завоевателей к побежденным и наконец известия о славянах в Южной Греции.

Последний период обнимает время Палеологов до турецкого завоевания. Существенной чертой в историографии, как и в политической жизни времени, является церковный вопрос: догматические споры и изложение неправд латинской церкви часто наполняют целые страницы исторического труда. Хотя это направление замечается уже у историков эпохи Комненов, но там оно не выдвигается на первый план и не переходит в изложение соборных деяний. Более видные представители историографии суть в то же время энциклопедисты того времени, интересовавшиеся богословием, философией, астрономией, риторикой. Вследствие этого история, являясь выразительницей культурного состояния эпохи и будучи в то же время как бы привилегией высших классов, перестает служить отражением народных начал и переходит в историю борьбы партий. К этому периоду относятся: Георгий Пахимер, Никифор Григора, наконец, Иоанн Кантакузен. Дух партии и тесный круг наблюдаемых фактов ставят произведение последнего скорей в разряд биографий, чем исторических произведений. Для истории постепенного увеличения могущества турок и завоеваний их на Балканском полуострове мы имеем трех писателей. Лаоник Халкокондила, единственный историк афинского происхождения, перенес центр тяжести исторического изложения с эллинского мира на турецкий и показал в блестящей картине процесс возвышения османов на счет греков и славян. Искусное расположение материала, трезвая оценка исторических фактов и, наконец, уменье выделить и осветить более важные события — составляют отличительные качества этого историка. Дука и Георгий Франца по преимуществу имеют значение для характеристики византийского самосознания перед завоеванием турками Константинополя и в ближайшее за тем время.

Исторический род далеко не исчерпывается приведенными писателями. Всего ближе к нему подходит обширная литература житий. Овладеть этим громадным материалом и поставить его в связь как с развитием историографии, так и с переменами, постепенно происходившими в самосознании византийского общества, составляет далеко еще не разрешенную задачу. Нередко в литературе житий можно находить дополнения по весьма существенным фактам внешней и внутренней истории, пропущенным в историографии; в особенности же жития представляют далеко не исчерпанный материал для характеристики быта, семейных отношений, условий экономической жизни как всех вообще классов общества, так в особенности и сельского. Жизнь провинций, так мало исследованная, находит себе освещение именно в этом литературном роде. Укажем более важные и типические жизнеописания. Димитрий Солунский, патрон и защитник Солуни против внешних врагов, принимает живое участие во всех важнейших событиях провинции. Обширный ряд чудес, прилагаемый к жизнеописанию его, сообщает новые и любопытные черты к славянской истории; антагонизм между греческим и славянским населением Македонии, между центром и провинциями империи — важнейшие черты в этом житии (перенесение иконы великомученика в Константинополь). Для истории провинциальной жизни важны жизнеописания: св. Нила (Южная Италия), Луки Фокидского и Николая Метаноита. Последние два знакомят с обширными размерами славянского движения против греков при Симеоне и Самуиле Болгарских (X и XI столетия). Главнейшие моменты напряжения в сфере религиозной жизни выдвигали целый ряд подвижников и угодников. Особенным обилием отличается литература житий IX и X вв., посвященная жизнеописаниям новых исповедников, пострадавших за святые иконы. Одни из этих житий имеют особенную важность для иконоборческой эпохи: Стефана Нового, Феодора Студита, патриархов Тарасия, Никифора и Мефодия; другие получают специальное значение для древней русской истории: Иоанна Готского, Георгия Амастридского, Стефана Суражского. — В X веке научная деятельность, нашедшая поощрение в литературных предприятиях Константина Порфирородного, коснулась и агиографической области. На этом поприще громадные заслуги оказаны знаменитым Симеоном Метафрастом, который частью редактировал, частью вновь составил огромное число житий святых. Главнейшие монастыри состязались между собой в производительности по части агиографии и выработали особые направления и школы (Студийская). Жизнеописания иногда достигают высокой степени реальности, жизненной правды и исторической ценности. Таковы: жизнь патриарха Игнатия, Евфимия, царицы Феофании, супруги Льва Мудрого. После образцов, данных в литературе житий X веком, трудно было бы ожидать дальнейшего движения в том же направлении: эпоха Комненов и период франкского господства действительно не оставили значительных следов в агиографии.

Близкое отношение к предыдущему роду имеют ораторские произведения духовного и светского красноречия, похвальные слова и надгробные речи. Известно, что ораторская муза оказала весьма важные услуги истории; можно утверждать, что ораторские произведения составляют в некоторых случаях первый способ закрепления на письме только что совершившегося исторического факта. Какое обширное применение имел этот род литературы в Византии, показывает то обстоятельство, что часто весьма отвлеченные предметы богословского и философского характера трактуются в форме торжественных речей (λόγος) и состязаний между представителями двух противоположных мнений (διάλογος). Легко отсюда понять, как разнообразна эта литература, которую можно наметить лишь в самых общих и главных видах. Прежде всего следует назвать "слова" и "прения", или состязания, направленные к выяснению богословских и философских вопросов. Эта весьма популярная форма может быть прослежена через всю историю Византии; образцы ее даны диалогами против иудеев и магометан, начинающимися с иконоборческого периода и продолжающимися в последующее время, пока иудейская и магометанская ученость посягала на христианские догматы. Затем с XI века получают распространенность "прения" с латинянами и армянами, которые продолжаются до турецкого завоевания. Диалогическая форма применяема была и к местным потребностям, как средство борьбы с противниками на почве богословской, философской и литературной. Таковы диалоги Сотириха (XII в.) и Григоры (XIV в.). Применение ораторского искусства к политическим и историческим целям больше всего заметно в период Комненов, хотя и ранее можно указать произведения духовного красноречия, открытие которых бросило новый свет на историю Византии; вспомним, например, беседы Фотия на "нашествие" Руси. Но в период Комненов ораторская муза достигла наибольшей высоты и по своему значению приблизилась к истории. Без торжественных слов, похвальных и надгробных речей время Комненов и Ангелов не могло бы быть выяснено со стороны хронологии и