БНБ "БРОКГАУЗ И ЕФРОН" (121188) - Photogallery - Естественные науки - Математика - Технология
|
ВаяниеОпределение "Ваяние" в словаре Брокгауза и Ефрона
Ваяние Без предварительной лепки глиняного оригинала и отливки его гипсового слепка не обходится создание ни одного более или менее крупного произведения скульптуры — будет ли оно каменное или металлическое. Правда, бывали ваятели, как, напр., Микеланджело, работавшие прямо из мрамора; но подражание их примеру требует от художника необычайной технической опытности, и все-таки он рискует при таком смелом труде впасть на каждом шагу в неисправимые ошибки. С получением гипсового слепка существенная часть художественной задачи ваятеля может считаться оконченной: остается только воспроизвести слепок, смотря по желанию, в камне (мраморе, песчанике, вулканическом туфе и т. п.) или в металле (бронзе, цинке, железе и т. п.), что составляет уже полуремесленную работу. При изготовлении мраморного и вообще каменного изваяния поверхность гипсового оригинала покрывается целою сетью точек, которые, с помощью циркуля, отвеса и линейки, повторяются на глыбе, подлежащей отделке. Руководствуясь этою пунктировкой, помощники художника под его надзором удаляют ненужные части глыбы посредством резца, долота и молота; в некоторых случаях они пользуются при этом так назыв. пунктирною рамой, в которой взаимно пересекающиеся нити указывают на те части, какие должны быть отбиты. Таким образом, из необделанной глыбы мало-помалу возникает общая форма изваяния; она все тоньше и тоньше обделывается под руками опытных рабочих, пока, наконец, сам художник не придает ей последней отделки, а полировка пемзой не сообщает различным частям поверхности произведения возможное сходство с тем, что представляет в этом отношении сама натура. Для большего приближения к ней в оптическом отношении, древние греки и римляне натирали свои мраморные изваяния воском и даже слегка раскрашивали их и золотили (см. Полихромия). Важнейшим материалом для В., наряду с мрамором, служит бронза; мрамор наиболее пригоден для воспроизведения нежных, идеальных, преимущественно женственных форм; бронза — для передачи форм мужественных, энергичных. Сверх того, она представляет особенно удобное вещество в том случае, когда произведение колоссально или изображает сильное движение: фигуры, оживленные таким движением, при исполнении их из бронзы не нуждаются в подпорах для ног, рук и других частей, которые необходимы в подобных фигурах, вырубленных из хрупкого камня. Наконец, для произведений, назначенных стоять на открытом воздухе, особенно в северном климате, бронза предпочитается потому, что не только не портится от атмосферного влияния, но и получает вследствие своего окисления приятный для глаза зеленоватый или темный налет на своей поверхности, называемый патиной. Бронзовое изваяние исполняется либо посредством отливки расплавленного металла в заранее приготовленную форму, либо выбивается молотком из металлических пластин. Объяснение процесса отливки в общих чертах можно найти в настоящем издании под словами Бронза и Литейное дело; что же касается до выбивной работы (так назыв. работы репуссè ), то она состоит в следующем: берется лист металла, его размягчают нагреванием на огне и, ударяя по исподней стороне листа молотком, сообщают ему требующуюся выпуклость, сначала в грубом виде, а потом, при постепенном продолжении такой же работы, со всеми деталями, согласно с имеющеюся моделью. Этот прием, для которого художник должен обладать особою ловкостью и продолжительною опытностью, употребляется преимущественно при исполнении барельефов не особенно крупного размера; при изготовлении же больших и сложных произведений, статуй, групп и горельефов, к нему прибегают в настоящее время только тогда, когда необходимо, чтобы они имели сравнительно малый вес. В этих случаях выбивка произведения производится по частям, которые затем соединяются винтами и закрепами в одно целое. В нынешнем столетии выбивную работу и литье во многих случаях заменяют осаждением металла в формы при помощи гальванопластики (см. это сл.). Деревом, как материалом для ваяния, пользовались еще в глубокой древности; но деревянная скульптура особенно уважалась в Средние века и в начальную пору эпохи Возрождения в Германии, наделяя храмы раскрашенными и раззолоченными статуями святых, затейливыми алтарными украшениями, фигурными жюбé, кафедрами и сидениями для хоров. Для таких поделок служит преимущественно мягкое, легко поддающееся резцу липовое или буковое дерево. Благородные металлы, равно как и слоновая кость, употребляются, вследствие своей дороговизны, исключительно для небольших изваяний. Впрочем, слоновая кость в цветущий период древнегреческого искусства находила себе применение и в крупных, даже колоссальных произведениях — в так наз. хризэдефантинных статуях, т. е. таких, в которых исполнялись из нее лицо и обнаженные телесные части фигуры, одежда же делалась из листов золота, прилаженных на деревянном остове. Наконец, относительно твердых каменьев надо заметить, что они с античных времен играют важную роль в мелких пластических произведениях, каковы камеи и геммы. Для подобных работ всего чаще берется оникс, позволяющей художнику благодаря разноцветности слоев этого камня получать весьма живописные эффекты.
Первые проявления художественного творчества в области ваяния кроются во мраке доисторических времен; не подлежит, однако, сомнению, что они были вызваны, как вызывались и впоследствии у младенчествующих племен, потребностью человека, еще не вышедшего из дикого состояния, выразить чувственным знаком идею о божестве или сохранить память о дорогих людях. На эту причину намекает поэтическая легенда древних греков об изобретении пластики, — легенда, по которой Кора, дочь коринфянина Вутада, желая, при расставаньи со своим возлюбленным, сохранить себе на память его изображение, очертила контур его головы по тени, брошенной солнцем, а ее отец заполнил этот силуэт глиною. Каковы были начальные опыты ваяния в доисторическую эпоху — о том позволяют нам судить истуканы, найденные европейскими путешественниками при первом посещении островов Тихого океана, напр. на Сандвичевых островах. Это — простые столбы со слабыми, чудовищными намеками на человеческие лицо и члены. Некоторый шаг вперед представляют изваяния, сохранившиеся в Соединенных Штатах С. Америки, в Мексике и Перу от первобытного населения этих стран. История ваяния начинается приблизительно за 30 веков до Р. Хр., со старейшего из культурных народов древнего мира, египтян.
Египет: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9; Ассирия: 10, 11, 12, 13, 14, 15; Персия: 16, 17, 18; Индия: 19, 20. Раскопки, произведенные в Месопотамии, в местностях, где некогда царили Вавилон и Ниневия, познакомили ученый мир с халдейско-ассирийским ваянием (1000—600 гг. до Р. Хр.). И здесь эта отрасль искусства находилась в тесной связи с зодчеством, даже в сильнейшей, чем у египтян. Главным своим призванием она имела увеличение блеска царских чертогов. Скульптурные памятники, найденные в развалинах дворцов в Нимруде, Хорсабаде и Куюнджике, состоят в стенных рельефах, изображающих различные эпизоды из жизни царей, военные происшествия, охотничьи сцены. Отличительные черты этих произведений — довольно значительная выпуклость рельефа, суровость концепции, преувеличенное выражение физической мощи в плотных, мускулистых фигурах и отсутствие в них индивидуального характера и духовной жизни. Фигуры эти значительно уступают изображению животных, которых месопотамское искусство воспроизводило с некоторым пониманием природы. По части религиозной скульптуры мы находим у халдеев и ассириян почти исключительно небольшие бронзовые и терракотовые статуэтки благодетельных и злых демонов, представляющие иногда удачное, иногда чудовищное сочетание человеческих форм с формами животных. Из крупных произведений подобного рода можно указать только на крылатых быков и львов с бородатой человеческой головою, увенчанной тиарой, — колоссальных полустатуй, полурельефов, стоявших парами как бы на страже при входах в царские жилища (см. таблицу Ассиро-Вавилонские древности). Искусство Ассирии перешло вместе с ее могуществом к мидийцам и через них к персам (560—330 гг. до Р. Хр.), унаследовавшим от нее как употребление скульптуры для декорирования царских дворцов, так и ее формы и содержание. Памятники ваяния, найденные в развалинах царских резиденций в Персеполе и Сузах, состоят в рельефах с изображениями, относящимися преимущественно к царю и к придворной жизни, и в фантастических дворцовых привратниках — крылатых животных с человеческою головою. Нельзя, однако, сказать, чтобы персидская пластика сделала значительный шаг вперед по сравнению с ассирийской: напротив, вместо энергичных, полных движения фигур и форм, какие мы видели в этой последней, здесь являются фигуры безжизненные и вялые, повторяющиеся в сложных сценах с утомительным однообразием, в одних и тех же обликах и позах; в одном лишь выказывают персидские скульпторы некоторый успех, а именно в понимании важности, какую имеют складки драпировок для обозначения форм человеческого тела и его движений; но складки у них сухие, резкие, как бы накрахмаленные. Религиозные воззрения древних индийцев в сильной степени отразились в их ваянии, старейшие памятники которого относятся приблизительно к половине третьего века до Р. Хр. Эта отрасль искусства и на берегах Инда стояла в непосредственной связи с зодчеством: таинственность, мистичность, нашедшие себе выражение в топах, пещерных храмах и пагодах, еще яснее проявились в пластических олицетворениях богов и изображениях их символических подвигов, изваянных рельефом на столбах при карнизах и в нишах этих святилищ. Но понятия об индийских божествах возникли не из ясных, чисто человеческих представлений, а из мечтательных и фантастических; поэтому образы богов и история их судеб, глубокий страх перед неведомым, воплощались у индийцев в темном цикле причудливых изображений, в утрированных позах и беспокойных движениях фигур, с сильным оттенком страстности и чувственности (особенно в женских фигурах), в причудливом нагромождении голов, рук и вообще членов тела, или в странном соединении человеческих и животных форм. В техническом отношении такие произведения свидетельствуют о значительной умелости их исполнителей.
Оставляя в стороне другие народы древнего мира, пластическое творчество которых выразилось в слабых, малосамостоятельных попытках, или игравших, главным образом, роль посредников при передаче художественных принципов и форм из страны в страну (финикияне), обращаемся к грекам, превзошедшим в рассматриваемой области все прочие племена.
Религиозные и этические воззрения эллинов, принимавших видимый мир за непосредственное проявление божества и стремившихся выразить последнее через очистку или идеализацию первого, были причиною того, что ваяние сделалось самым возделываемым, самым плодотворным полем художественной производительности этого народа. Еще в мифические времена его истории проглядывает наклонность его к прямому подражанию природе, как это доказывает рельеф над Львиными воротами в Микенах. Затем, от первых столетий, следовавших за вторжением дорийцев в Пелопонесс, не сохранилось ни благонадежных известий, ни достоверных памятников, но с конца VII века до Р. Хр. являются доказательства широкой художественной деятельности греков, обращенной преимущественно на изготовление роскошных обетных приношений в храмы, сосудов и разной утвари. Производством их занимались в особенности самосские и хиосские мастера, двинувшие вперед технику работ из металла. Вскоре улучшается и воспроизведение форм человеческого тела, особенно в олицетворениях богов и героев; перед тем боги изображалась в виде грубых деревянных истуканов (т. наз. ксоаны), с окоченелыми, порою едва намечаемыми и неотделенными от корпуса членами; теперь начинают делать их более оживленными, причем удерживают для их туловища дерево, а для головы и рук пользуются мрамором (такие изваяния называются акролитами); являются также опыты хризэлефантинной пластики. Постепенно входят все в большее и большее употребление мрамор и бронза — последняя первоначально в ионических и малоазийских пунктах, первая в остальных греческих странах. Статуи, воздвигавшиеся в честь победителей на гимнастических состязаниях и представлявшие не портреты, а идеализированные фигуры, вели греческих ваятелей к внимательному изучению нагого человеческого тела и к искусству выражать его красоту очищенною от случайных недостатков. Повсюду, на Эгине, в Аргосе, Сикионе, Афинах и др. местах, возникают значительные скульптурные школы, и среди ваятелей славятся Дипойн и Скиллид, Каллон, Онат, Агелад и нек. др. VI-ой век и начало V-го — эпоха развития самостоятельного греческого ваяния, сбрасывающего с себя последние путы восточного влияния, которые связывали его перед тем. К важнейшим памятникам этой эпохи относятся метопы древнейшего из селинутских храмов в Сицилии. Еще лучшее понятие о ней дают фронтонные группы эгинского храма Афины, хранящиеся в Мюнхенской глиптотеке и изображающие сцены борьбы греков с троянцами. Век Перикла — период полного расцвета греческой пластики. Переход к этому периоду составляют Каламис, в разнообразных произведениях которого грациозность являлась рука об руку с редким пониманием натуры, и Мирон, заслуга которого заключается, главным образом, во внесении в круглые фигуры нового элемента — смелого, одушевленного движения. Над всеми мастерами эпохи Перикла выдается афинянин Фидий (около 500—432 г. до Р. Хр.). Его творчество выразилось преимущественно в статуях богов, наделенных дивным благородством и неземным величием. Вникнув глубоко в характер главных олимпийцев, он создал прекрасные и типические их образы, которых держалось потом античное ваяние во все последующее время (хризэлефантинная статуя Афины-Девы для Парфенона, бронзовая статуя той же богини, как градохранительницы, стоявшая в афинском Акрополе, хризэлефантинный Зевс Олимпийского храма и др.). Между учениками Фидия наибольшую известность получили Алкамен (копия с него — Гера виллы Лудовизи), Агоракрит и Пэоний (статуя Нике, найденная недавно в Олимпии); из произведений же его школы особенно замечательны скульптурные украшения Парфенона (фронтонные группы и фриз, изображающий панафинейскую процессию). Одновременно с этою аттическою школою ваятелей процветала пелопонесская школа в Сикионе, во главе которой стоял Поликлет, создавший, между прочим, идеальный тип Геры в хризэлефантинной статуе для аргосского храма этой богини; он отличался в особенности искусством изображать юных атлетов и одним из таких изображений (дорифором, т. е. копьеносцем) установил нормальные пропорции человеческого тела (так называемый канон). В IV в. до Р. Х. греческое ваяние, не утратив своего совершенства, приняло иной, чем прежде, характер: еще не исчезли великие идеи и возвышенные чувства, породившие столько дивных произведений в век Перикла, но к ним примешались новые понятия, новые стремления; создание пластики сделались более страстными, проникнутыми драматизмом, пленяющими более чувственною красотой. Относительно самого материала скульптуры произошло также изменение: слоновую кость и золото вытеснил из употребления мрамор; к металлическим и другим украшениям стали прибегать более умеренно. Одним из представителей этого направления был Скопас, глава новоаттической школы. Он старался воспроизводить потрясающий пафос, выражать бурные страсти, и достигал этой цели с силой, какая до той поры не была никому доступна (ему принадлежали, между прочим, оригиналы Аполлона Кифареда, сидящего Ареса виллы Лудовизи и, быть может, Ниобид, умирающих вокруг своей матери, а также ему принадлежит исполнение части рельефов Галикарнасского Мавзолея). Другой великий мастер той же школы, Пракситель, любил, подобно Скопасу, изображать глубокие ощущения и вызванные страстью движения, хотя лучше всего удавались ему идеально-прекрасные юношеские и полудетские фигуры с оттенком едва пробудившейся или еще скрытой страстности (Аполлон Сауроктон, Книдская Афродита, Гермес с младенцем Дионисом на руках, недавно найденный в Олимпии, и пр.). В противоположность афинским мастерам-идеализаторам, скульпторы пелопонесской школы этой же эпохи в Аргосе и Сикионе работали в натуралистическом духе, воспроизводя предпочтительно сильные и красивые мужские фигуры, а также портреты известных лиц. Между этими художниками первенствовал Лисипп, ваятель из бронзы, современник и любимец Александра Македонского, прославившийся его портретными изображениями, давший новый канон пропорций человеческого тела своею статуей атлета-апоксиомена (т. е. счищающего с себя пыль палестры) и создавший, между прочим, типический образ Геракла. В последнюю пору самостоятельного существования греческого народа, с эпохи Александра Великого и до покорения Греции римлянами, замечается оскудение живого творческого гения в ее художниках. Они не утрачивают ни познаний, ни технического мастерства, унаследованных от прежних ваятелей, даже доводят это мастерство до большей тонкости, но вносят в искусство существенно новых элементов, не открывают для него новых направлений, а только повторяют, комбинируют и видоизменяют старое, заботясь пуще всего возбудить впечатление в зрителях колоссальностью размера своих произведений и живописностью сложной группировки фигур, причем нередко впадают в преувеличенный пафос и театральность. В это время особенно процветают родосская и пергамская скульптурные школы: первой принадлежит известная группа Лаокоона (в Ватиканском музее, произведение Агесандра, Афинодора и Полидора) и "Фарнезский бык" Неаполитанского музея (работа Аполлония и Тавриска); второй — "Умирающий галл" Капитолийского музея, "Закалывающийся галл" виллы Лудовизи и великолепный рельефный фриз монументального пергамского алтаря (находится в Берлинском музее).
В этой последней фазе своего развития греческое В. перешло к римлянам. Народу, призванному к выработке основ государственной жизни и к господству над всем светом, было вначале не до искусства и эстетических наслаждений; поэтому он на первых порах довольствовался тем, что получил по части художеств от учителей своих, этрусков, и что производили выученные ими туземные мастера. В этрусском же искусстве отразилось сперва восточное, а потом и греческое влияние; но это искусство сохранило навсегда долю своей первобытной сухости и грубости, хотя в техническом отношении и достигло значительного успеха — выработало приемы изготовления терракотовых фигур и рельефов и литья различных предметов из бронзы; более же всего оно славилось поделками художественно-промышленного характера. После того, как пала Греция, и произведения ее ваятелей целою массою свезены были в Рим, в который, к тому же, начали стекаться ее художники, было вполне естественно, что эллинское совершенное искусство вытеснило из вечного города посредственное искусство Этрурии. Греческие мастера стали работать на римлян и находить среди них учеников себе и подражателей. Однако произведения, выходившие в это время как из греческих, так и из римских рук, имеют по большей части лишь второстепенное значение: это — более или менее удачные копии знаменитых созданий греческой пластики или подражания им. Как на лучшие из подобных произведений можно указать на статуи Венеры Медицийской, Венеры Капитолийской, Ватиканской Ариадны, Аполлона Бельведерского и др. Впрочем, римские скульпторы не ограничивались ролью простых подражателей: мало заботясь об идеализации, они старались передавать натуру с точностью и силой. Таков характер их исторических статуй и бюстов, наполняющих собою современные нам музеи (напр., статуи Августа в Ватиканском, Марка Аврелия и Агриппины в Капитолийском музеях). То же стремление сказывается в изваяниях, кот. римляне украшали общественные памятники для увековечения славных событий отечественной истории, подвигов и побед, распространивших владычество Рима до далеких пределов (рельефы на триумфальных арках Тита, Септимия Севера, Марка Аврелия, на колоннах Траяна, Антонина и Константина). Не распространяясь о бесчисленных мраморных скульптурно украшенных римских саркофагах, имеющих преимущественно археологический интерес, заметим вообще, что едва ли существовал какой-либо другой народ, который расходовал бы на ваяние столь много мрамора, как римляне; но результат их работы нередко выходил очень посредственный, и сами они, спеша размножать свои произведения, по-видимому, обращали внимание больше на их количество, чем на качество, которое быстро понижалось, и в эпоху Константина Великого упало очень низко.
В таком положении застало скульптуру христианство, восторжествовавшее над язычеством. Новая религия не представляла условий, благоприятных для развития этой отрасли искусства: пластические образы и формы казались первым христианам слишком материальными, слишком чувственными и притом опасными с той точки зрения, что могли вести верующих снова к языческому культу. Поэтому в первые века христианства ваяние, уступив свое главенство живописи и мозаике, играло лишь подчиненную роль, употребляясь преимущественно для декоративных целей. Важнейшие памятники, дошедшие до нас от этого времени, суть саркофаги с рельефами, символически олицетворяющими новое мировоззрение или воспроизводящими библейские сцены. Впрочем, сохранилось также и несколько древнехристианских статуй (бронзовое изваяние св. Петра в Петровском соборе в Риме, мрам. статуи св. Ипполита в Латеранском муз.). По внешности все эти памятники мало отличаются от позднеязыческих; техническое исполнение их весьма слабо, но в них чувствуется веяние новых идей и искренней веры. В темную пору Средних веков В. находилось в полном упадке: в Византии и вообще на Востоке оно было изгнано из употребления для крупных предприятий и производило лишь мелкие вещи, каковы диптихи из слоновой кости, кресты, оклады священных книг и икон, а на Западе, где также ему приходились удовлетворять почти исключительно потребностям религиозного культа, прозябало на почве смутных, заглохнувших античных преданий. Тем не менее, за романский период истории искусства можно указать на несколько любопытных явлений. Таковы в XI веке бронзовые двери Гильдесгеймского собора — произведение искусного литейщика еп. Бернвальда, в XII в. — большая купель в ц. св. Варфоломея в Люттихе, колоссальный Экстерский рельеф на каменной стене в Вестфалии и пластические украшения Буржского и Шартрского соборов во Франции; в XIII в. — т. наз. Золотые Ворота во Фрейберге, купель Бернского собора и пр. Первые попытки оживить искусство непосредственным наблюдением природы и изучением антиков были сделаны в Саксонии, а еще успешнее в Италии, где Николо Пизано в середине XIII в. разом поднял В. на значительную высоту (кафедры Пизанского баптистерия и Сьеннского собора, фонтан перед ратушей в Перуджии). Наступившее вслед за тем господство готического архитектурного стиля открыло ваянию более обширное поприще деятельности: для декорирования затейливых фасадов, башенок, стен и всех частей храмов этого стиля требовалось сильное содействие пластики, и она наделяла их многочисленными резными украшениями, рельефами и статуями, причем исполняла их в духе самой готики — мистическом и мечтательном. Произведения этого рода являются сперва во Франции (скульптуры Реймского, Парижского, Амьенского и др. соборов), а потом в Германии (скульптуры ц. Богоматери в Трире, Бамбергского, Наумбургского, Страсбургского и др. соборов). Во второй из названных стран в начале XV в. каменные изваяния человеческих фигур отличаются уже значительной красотою и стройностью, а их драпировка — живописностью и осмысленностью укладки, как о том можно заключить по статуям Кельнского собора. Дальнейшее движение немецкой пластики клонится к еще более живому, индивидуализирующему направлению, предвозвещающему во многих отношениях стиль Возрождения. Адам Крафт (около 1500 г.) и литейщик Петер Фишер, оба из Нюрнберга, должны считаться представителями этого направления. Рядом с каменным и металлическим ваянием делает существенные успехи и немецкая резьба из дерева, на которую в рассматриваемый период существовал большой запрос, а именно, для алтарных и других церковных украшений. Известнейшими мастерами деревянно-резного дела были в XVI стол. нюрнбергцы Фейт Штос и Ганс Брюггеман и тиролец Михаель Пахер. В противоположность только что сказанному относительно северных стран, в Италии ваяние готического периода развивалось независимо от архитектуры. Своими успехами оно было там обязано, главным образом, сыну вышеупомянутого Николо Пизано, Джованни (кафедра в ц. св. Андрея в Пистойе, надгробный памятник папе Бенедикту XI в Перуджии, рельефы для кафедры Пизанского баптистерия). К направлению этого художника примкнул целый ряд других тосканских ваятелей, его непосредственных учеников или подражателей, из которых особенно знамениты: Джотто, Андреа Пизано и Орканья. Благодаря усилиям этих и других мастеров итальянское искусство сбрасывает с себя последние остатки средневековой сухости и условности и в начале XV в. выходит на новый свободный путь — путь индивидуальности творчества, одушевленной выразительности, глубокого вникания в натуру, соединенного с критическим изучением антиков. Словом, наступает эпоха Возрождения. Тоскана остается по-прежнему главным очагом артистической деятельности, и ее художники создают произведения, приводящие в восторг не только их современников, но и отдаленное потомство. Передовыми распространителями нового движения являются Якопо делла Кверчья, прозванный "della Fonte" за превосходный фонтан, воздвигнутый им в Сьенне; Лука делла Роббиа, составивший себе имя в особенности рельефами из обожженной и глазурованной глины, и высоко талантливый Донателло. По их следам идет фаланга более или менее даровитых мастеров. В царствование папы Льва X итальянское В., как и прочие отрасли искусства, достигают кульминационного пункта своего развития в работах Дж.-Фр. Рустичи, Андрея Контуччи, прозванного Сансовино и, наконец, гениального Микеланджело Буонарроти. Но последний, при всей громадности своего таланта, и даже вследствие ее, оказал роковое влияние на дальнейший ход скульптуры: его мощный, но слишком индивидуальный и свободный стиль был не под силу его многочисленным ученикам и подражателям, из которых выдаются только Джованни да Болонья, Бенвенуто Челлини и Якопо Татти, прозван. Сансовино; большинство же ваятелей, держась направления великого флорентийца, впало в капризный произвол и в погоню за одним внешним эффектом. Чем дальше, тем больше утрачивала скульптура свою прежнюю простоту и искренность, так что в XVII столетии в Италии уже господствовала в этой отрасли искусства манерность Лоренцо Бернини, Алессандро Альгарди и их несчетных последователей. Этот стиль, известный под названием барокко, держался и в XVIII столетии, в течение которого являлись иногда произведения, не лишенные величественности и свидетельствующие о богатой фантазии их исполнителей, но чаще такие, которые любопытны лишь вследствие своей вычурности.
Вне Италии В., начиная с XVI века, отражало в себе влияние итальянской скульптуры и представляло вообще мало значительных явлений. Некоторые из них, однако, заслуживают быть упомянутыми. Таково, напр., основание во Франции фонтенеблосской скульптурной школы, представители которой, Жан Гужон, Жермен Пилон и пр., оставили по себе потомству весьма талантливые произведения. Далее, нельзя не упомянуть о Пьере Пюже, Франсуа Жирардоне, Антуане Куазево — французских ваятелях, живших и работавших в блестящую пору Людовика XIV; но их работы сильно грешат театральностью, дошедшею в XVIII ст. во Франции до пустого, приторного жеманства. Между нидерландскими художниками достоин внимания Франс дю Кенуа, прозванный итальянцами иль Фьямминго, живший в Риме во времена Бернини и, несмотря на то, оставшийся свободным от итальянской манерности. Еще наивнее и чище по взгляду на природу ученик дю Кенуа, Арт Квеллинус. Третий значительный нидерландский ваятель, Адриан де Врис, ученик Дж. да Болоньи, известен как автор прекрасно задуманных и мастерски исполненных бронзовых произведений.
Статья про "Ваяние" в словаре Брокгауза и Ефрона была прочитана 8229 раз |
TOP 15
|
|||||||