Бунин Иван Алексеевич

Определение "Бунин Иван Алексеевич" в словаре Брокгауза и Ефрона

Бунин Иван Алексеевич — талантливый поэт и беллетрист. Род. в 1870 г., в дворянской семье, Воронежской губ. Учился в Елецкой гимназии. С 1887 г. стал печатать стихотворения и рассказы в иллюстрированных и детских журналах, позднее в "Русск. Богатстве", "Мире Божием", "Новом Слове", "Жизни", "Неделе", "Вестн. Европы" и др. Отдельным изданием вышли: "Стихотворения" (Орел, 1891); "На край света" (СПб., 1897, рассказы); "Под открытым небом" (стихотворения для юношества, М., 1900); "Стихи и рассказы" (для юношества, М., 1900); "Рассказы" (для народа, СПб.); "Листопад" (стихотворения, изд. "Скорпиона", М., 1901). Товариществом "Знание" изд.: "Рассказы" (СПб., 1903), "Стихотворения" (СПб., 1903); перевод "Песни о Гайавате", Лонгфелло (СПб., 1903; перв. изд., 1896); перевод "Манфреда" Байрона (СПб., 1904). В "Правде" 1905 г. напечат. перев. байроновского "Каина". В 1903 г. Академия наук, на основании рецензии гр. Голенищева-Кутузова, присудила Б. за сборник "Листопад" половинную Пушкинскую премию. У Б. небольшое, но очень изящное и симпатичное дарование. Он поэт природы и тихой радости бытия, подернутой лишь изредка дымкою легкой и почти сладкой грусти, тихой мольбы о счастье, тихих воспоминаний о весне жизни. После Жуковского, который тоже происходил из рода Буниных, в нашей литературе еще не было поэта до такой степени примиренного со всем, что делается "в светлом Божьем мире", до такой степени убежденного, что миром править гармония и красота. С точки зрения мировой гармонии он и любит природу, радостное созерцание которой составляет основной мотив его поэзии: "Нет, не пейзаж влечет меня, не краски я стремлюсь подметить, а то, что в этих красках светит — любовь и радость бытия. Она повсюду разлита — в лазури неба, в птичьем пеньи, в снегах и вешнем дуновенья, — она везде, где красота. И упиваясь красотой, лишь в ней дыша полней и шире, я знаю — все живое в мире живет в одной любви со мной". "Ищу я в этом мире сочетанья прекрасного и вечного", — говорит он в другом месте и даже не хочет замечать никаких нарушений светлой гармонии бытия: "Божий мир люблю я — в вечной смене он живет и красотой цветет... Как поверить злобе иль измене? Темный час проходит и пройдет". Мысль о бренности всего земного нимало не ослабляет его радостной умиленности: проходит индивидуальное, но остается общее. На разные лады он в целом ряде стихотворений разрабатывает свою любимую мысль, что "смена" одних другими не расстраивает общую схему красоты и гармонии. "Покоряясь смене, одиноко мы уходим... Скоро догорит наш закат... Но день уже недалеко, он других улыбкой озарит. Кто в вечерний, грустный час ответит, для чего лелеял я мечты? Не затем ли, чтоб покорно встретить эту смену вечной красоты". Всякий диссонанс в радостном созерцании бытия он стремится устранить. Зайдя в костел, он недоволен тем, что в "громе органного хорала" слышится "скорбь и горе": ведь с пришествием Христа в "мир печали" пришли другие слова, что "к счастью, к жизни призывали, к свету и любви"... Не нужно, поэтому, "скорбного стона": "Дивен мир Твой! Расцветает он, Тобой согрет, в небесах Твоих сияет солнца вечный свет, гимн природы животворный льется к небесам: В ней Твой храм нерукотворный, Твой великий храм". Даже в эпитафии девушке, умершей невестою, находится место для полного примирения c ударами судьбы. Наступление Пасхи наполняет поэта уверенностью, что "лучи огнистые зари" "взойдут в красе желанной и возвестят с высот небес, что день настал обетованный, что Бог воистину воскрес". С суровостью зимы он примиряется в уверенности, что "зимние вьюги — предтечи весенние", что под внешне-суровым покровом "дремлет побегов и трав прозябание, сок животворных корней, жизнь зарождается в мраке таинственном". Самое крупное из стихотворений Б. — грациозные картины увядающей природы, "Листопад" — посвящено теме, казалось бы достаточно меланхоличной — осени; но и тут поэта не оставляют его обычные светлые настроения. Одно из самых симпатичных свойств поэзии Б. — простота и ясность как в чувствах его, так и в сфере его нарядной живописи. Мотивы описаний природы Б. всегда незатейливы и элементарны: зелень леса, аромат полей, лазурь неба, золото заката и т. д. Но в эти элементарные темы он влагает столько искреннего увлечения и свежести, что заражает и читателя. Все вычурное и даже просто сложное ему органически чуждо. Он пытался было проникнуться "новыми течениями" (презрение к толпе, какое-то особенное гордое одиночество и т. п.), но это прозвучало фальшиво и явно надуманно. В ряду переводов Б. ему отлично удалась передача идиллического эпоса Лонгфелло, но совсем не удалась передача мрачной мятежности Байрона.

В прозе Б. нужно выделить два наслоения. Он выступил в средине 1890-х гг. с картинками реальной жизни, а затем подпал было, как и в поэзии своей, под влияние "новых течений", давших ему весьма мало. Потуги на новизну выразились в ряде рассказов ("Осенью", "Перевал", "Туман", "Новая дорога", "Новый год" и др.), в которых символизм часто переходит в аллегорию, а желание сосредоточиться на "настроениях" ведет к скуке и претенциозности. Впрочем, сам же Б. в рассказе "Без роду племени" правдиво очертил ту психологию неврастенического эгоизма, на почве которой развилось наше доморощенное декадентство. Гораздо ценнее символических рассказов Б. рассказы начальной его манеры, в которых, наряду со стремлением отразить реальную жизнь, ярко сказалось, что автор — поэт по преимуществу. Мы видим тут изящное письмо в тургеневском стиле. Тонко отразил Б. поэзию разрушающихся "дворянских гнезд" доброго старого времени; прекрасны рассказы его из народной жизни ("Кастрюк", "На край света", "Скит", "Сосны" и др.), очень поэтичные и в то же время вполне жизненные. К числу лучших рассказов в реальном стиле принадлежит самое крупное по объему беллетристическое произведение Б.: "Тарантелла" — характерный эпизод из жизни погибающего от скуки народного учителя, все мечтавшего попасть в "хорошее" общество и от робости напивающегося до скандала, когда мечта его, наконец, осуществилась. Очень хороши также "Байбаки", на тему о печально доживающем свой век старом помещичьем быте. Захватывает Б. поэзия степи, курганов, народного религиозного порыва ("На Донце"). Поэзия леса, полей и вообще природы, так ярко окрашивающая стихи Б., занимает очень выдающееся место и в рассказах его, часто переходящих в своего рода стихотворения в прозе.

С. Венгеров.